— Годится! — проговорил он отсмеявшись

— Хто? — уточнила мудрая старушка.

— Внук ваш годится, уважаемая фаэра Селедкина.

— Да кака я тябе фаера-фанера? Серафима я, а для своякоф и вовся — Симочка, — мило улыбнулась глава Жоркиного рода.

— Прошу отобедать вас, уважаемая Серафима, и внука вашего в кругу семьи, так сказать, — родитель поднялся с кресла и жестом пригласил гостей на выход. — У меня единственный сын и наследник и три дочери. Две старшие давно замужем в числе первых жен уважаемых мужей, занимают солидное положение по астерийской иерархии, а вот Айю мне боги на склоне лет подарили. Характером ее наделили непокорным, переживал я за нее.

— Дак нету на Зямле многоженства вашава! Тьфу, пакасть! — скривилась бабушка. — Одна у Жофреюшки Аюшка и он у няе один. Пара на то и пара, шта на дваих все — и горясти, и радасти, и чуйства.

— Может вы и правы, — задумался Тальмир, вышагивая по коридору в сторону столовой. — У меня девять жен, мать Айи десятой была…

— Была? — переспросил Жорка, с тревогой посмотрев на невесту.

— Она умерла, давая жизнь моей дочери, — такая горечь сквозила в словах отца Айи, что все невольно прониклись его горем. — Если бы встретил ее вначале жизненного пути, то от других обрядов отказался бы. Одна она для меня была, не видел никого вокруг. Вот и Айа особенная, потому что подарила ее особенная для женщина. Понимаете?

— Да чаго ш ня понять, милай! Любил ты Аюшкину матушку, — вздохнула баба Сима, похлопав легонько астерийца по спине.

— Спасибо, — улыбнулся он. — Трудно жить, когда никто тебя не понимает. Тревога за любимую дочь терзала мое старое сердце, но сейчас я спокоен и счастлив за нее. Предлагаю провести обряд вечером.

— Ох, — вздохнула старушка. Она хитро переглянулась с внуком и Айей. — Аккурат апосля шествия паломникаф-кинсли и провядем, чаго тянуть.

Определенно, синий — самый распространенный цвет на планете Астерия. Огромный стол был накрыт и блюда поражали цветовой гаммой от индиго до лазурного. Массивные стулья, тяжелые канделябры с кристаллами вместо свечей, картины в тяжелых, золоченых рамах — все выглядело надежным, добротным и несовременным, словно пронизанным историей и воспоминаниями.

— Это есть безопасно? — шепотом спросил Жофрей у невесты, окинув взглядом пищу непривычного для землянина цвета.

— Еще как, — отозвалась Айа. — Все очень вкусно, у отца чудесный повар, а многие продукты производятся в поместье.

За столом присутствовали девять женщин. Их возраст разнился, но незначительно. Все они давно проживали вторую половину жизни. Стоило Айе появиться в помещении, все они посмотрели на нее неприязненно, некоторые даже скривились. Тальмир тоже это заметил.

— Моя дочь вернулась домой, а я не вижу радости на ваших лицах! — тихо произнес он, но от его голоса на коже выступили мурашки. Женщины тут же налепили на лицо фальшивые убыбки. Впрочем, более на это досадное происшествие родитель Айи не обращал внимания.

Андроиды помогли гостям рассесться. Хозяин дома поддерживал беседу, рассказывая Селедкиным о том, из чего готовят блюда, поданные к столу. Астерийцы отдавали предпочтение пище растительного происхождения, изредка добавляя в рацион рыбу, яйца и морепродукты. О молоке и его производных имели слабое представление, но вот хлеб пекли, хотя и не сдобный.

— Прилятитя к нам, пярогов навяду! — обещала Серафима Дормидонтовна, уплетая за обе щеки салаты из синих и голубых овощей с лазурными бобами.

— Теперь, конечно, — вежливо улыбался отец Айи, периодически поглядывая на притихших жен.

Иногда Тальмир хмурился и даже кривился, выражая свое явное недовольство. Казалось, астерийца раздражает само присутствие женщин не только за столом, но и в его жизни. Они старались вести себя как можно тише и неприметнее, но все равно вздрагивали, едва чувствовали на себе взгляд мужа.

— Вы закончили, наконец? — грозно спросил родитель, обращаясь непосредственно к женам, но от тарелок оторвались все. Даже баба Сима уронила ложку в блюдо с аппетитными тушеными овощами, которые намеревалась попробовать.

— Да, муж мой, — поднялась старшая из женщин и чинно отвесила поклон.

— Тогда оставьте нас и чтобы к ритуалу были готовы! — от голоса Тальмира Като кровь стыла в жилах. Жены поднялись и тихо, как мышки, выскользнули из столовой.

— За что ты так с ними, отец? — спросила Айа. Любви к склочным теткам она не питала, но сейчас ей было их жаль.

— Я не потерплю самоуправства в своем доме! Мало того, что они полностью согласились с тем, что понаписал о тебе этот юнец Вурса, так еще и добавили, распространяя сплетни о твоем детстве! Если кто и опозорил род Като, то это они! — родитель так сжал вилку в руке, что она согнулась. Астериец со злостью отбросил сломанный инструмент.

— За что они со мной так? — тихо спросила Айа.

— Это не с тобой, дочь. Это они со мной. Все простить не могут, что я твою мать ценил и уважал больше, чем их вместе взятых. И если бы дело касалось чувств или личных качеств, то все было бы ясно, но им покоя не дает номер! Идиотский номер обряда! Количество «набу»! Десятая жена, видите ли, менее почетна, чем девятая. Куда катится наш мир? И, знаешь, я рад, что ты вырвалась с этой планеты! Я безумно этому рад! — Тальмир встал из-за стола и порывисто обнял дочь.