– Почему нет? Я думаю, у вас получилось бы.

– Муза нужна, понимаете, Катя, для стихов нужна муза, – вспомнил я утреннюю Алису:

«– Вместо звонка будильника, я услышала кожей твой поцелуй. На третий уже проснулась. Я не хотела пропустить этот спектакль.

– Значит, лучший будильник – это поцелуи.

– Да, если бы не одно но.

– Что за новость?

– Я тебе изменила. Считается ли изменой сон с другим?

– У вас это серьёзно?»

– А как же жена? – между прочим прыснула яду Катя.

– Она же жена, а я говорю про музу.

– По-вашему, жена не может быть музой?

– Может, но тогда она перестанет мыть посуду, забудет кормить детей, станет ещё капризней.

– Знаете, чем грозит женщине жизнь с нелюбимым человеком?

– Потерей ориентиров, отсутствием удовлетворения и прочее климатическое.

– Это всё ерунда. Главное – она становится бесчувственной.

Я ещё раз посмотрел на Катю.

– Это чьё? – уязвила меня цитата.

– Вашего друга Томаса.

– Чёрт, он уже наследил в вашем сознании, Катя.

– Надеюсь, это хорошее наследие. Я свободна, или что-то ещё? – вернула меня Катя в кабинет, где я нашёл её гордое лицо.

– Пока всё. Спасибо за журнал.

– Я влюбился в этот день ещё с детства, потому что в этот день всё можно было задвинуть до воскресенья. В окно заливался свет, никто не собирался вставать, на лицо были все признаки субботы.

– А что с понедельником?

– C понедельником у меня были особые отношения: он меня недолюбливал, я его тоже. Он приходил и начинал мне напоминать о работе. Мне было чем ответить: ему не нравилось, когда я сравнивал его со вторником или того хуже с четвергом. А дело в том, что все мы были по уши влюблены в одну роковую женщину – субботу. Вот с кем легко и непринуждённо текло время. Вот с кем хотелось провести всю жизнь.

– Знаешь, что я заметила: в субботу ты меня любишь больше.

– Сильнее?

– Да, сильнее чем работу, – улыбнулась она мне, когда я, жадно глотая воздух, разомкнул объятия и свалился с неё на спину. – Наелся и пошёл?

– Я здесь.

– Ушёл в себя, – погладила она нежно моё всё.

– Ага. Хозяйство пришло в упадок, – поцеловал я плечо Алисы.

– Поел, убери за собой посуду, – слышал я как она смеялась сквозь моё забытьё и отвечал ей:

– Не мужское это занятие.

– А какое мужское?

– Кофе будешь?

– Давай.

– Сахар нужен? – поцеловал я её в шею.

– А ты, уходишь? – тоже несла она какую-то околесицу.

– Ну куда я могу от тебя уйти?

– Куда уходят мужчины, к другой.

– Это было бы слишком просто, а я не ищу лёгких путей.

– А какие ты ищешь?

– К морю. Я хочу там жить.

– Так едем!

– Мы же только что оттуда. Не многовато ли тебе будет?

– Я за множественный оргазм.

– Сегодня он обеспечен, ты же помнишь, что вечером идём в гости.

– Какого чёрта сегодня тащиться в гости, когда можно дома разлагаться спокойно, заняться с тобою собой, к примеру, – положила лицо и обе ладони на мой живот Алиса, будто хотела врасти в меня.

– Снова любовью?

– Безумной любовью.

– Я сам не понимаю, зачем мы туда напросились, особенно ты, придёшь, протянешь свои красивые стройные ноги под обеденный стол. Там они будут бесполезно скучать, в обществе других – худых или массивных. А в губы будешь заталкивать салаты, горячее вилкой и заливать шампанским.

– Надеюсь, что там будет вкусно.

– Ну что, ты готова?

– Почти, – всё ещё лежала она в постели с закрытыми глазами, потягиваясь как кошка.

– Не забудь свои инструменты.

– Какие инструменты?

– Ну, там обаяние, шарм.

– А может быть, всё-таки не пойдём?

– Поздно, тем более надо человека поздравить.

– День рождения – это святое. Тем более там можно поесть.

– Ты же такая сдержанная за столом.

– Ты не знаешь, насколько неприлично я могу себя вести, даже я сама не знаю. Я бы сказала, что эта величина напрямую зависит от силы моей влюблённости. Только перестань улыбаться, это делает тебя ненадёжным, даже безответственным.