–Кошмар! У меня никогда так не тряслись руки во время перевязки. – Высокий голос одной из присутствующей надломился. – Реально было страшно…

Олег мысленно раскладывал по полкам и выстраивал в очередь «стекло», имеющееся на балансе их медицинского заведения. Препараты, содержащие морфин, лекарства на основе эфедрина, транквилизаторы, барбитураты… Нет, он не был наркоманом! Но одно дело – уйти от реальности, устав от навалившихся на плечи проблем. Совсем другое – укутаться в теплом саване эйфории и в этом коконе отойти в мир иной. Именно к этому сейчас призывало его внутреннее я.

–Тимофеев!

–Да… – Олег звякнул граненым стаканом с остывшим и черным, как ночь, чаем.

–Что скажешь ты?

–Ничего особенного. – Олег пожал плечами, концентрируя свое внимание на жирной мухе. – Налицо явная ординарность случая…

–Ординарность, – голос главврача окреп до металла, а его красное лицо, словно обветренное морскими ветрами, стало еще краснее, – заканчивается на звонке от переживающей схватки роженицы и выезде на этот вызов первого экипажа. – Медперсонал затих, как, впрочем, и жужжащая до этого муха. – Затем еще полтора десятков вызовов и масса звонков от той же беременной женщины. – Говорящий сбил сухость водой – все слышали звуки поглощения влаги. – Ни один из экипажей не добрался до неё! Потому что дом был переполнен насилием, пожаром, болезнями, суицидом и прочим несчастьем… И что мы в финале имеем? Более двух десятков пострадавших, из них дюжина – с летальным исходом. Ординарность? Обыденность, я бы сказал…

Кто-то фыркнул, реагируя на неуместный сарказм.

«Все-таки морфины были бы кстати», – пронеслось в голове Олега.

–… И в итоге, ты принимаешь роды, женщина умирает при этом, а экипаж, вывезший ребенка, попадает в ДТП, в котором выживает только младенец… – Высокая фигура главврача тянется к потолку, он поднимает к этому же потолку разведенные руки, принимая образ спасителя. – Ординарность?!

Закрытые в ужасе ладонями рты коллег. Невнятные оправдания Олега.

–Стечение обстоятельств…

–Что она сказала, умирая!? – громом гремит голос где-то под потолком.

–Бессвязный бред умирающей…– Олег сам себе казался меньше парящей в кабинете мухи.

*

Олег стоял возле темного силуэта здания храма. Его трясло. Но трясло не от холода ледяного дождя. Не от распада в его крови морфинов и алкоголя. Его бешено колотило от появления в его жизни необъяснимого, запредельного, разрушающего жизнь.

Его жена и дочь погибли в ДТП, в том самом, о котором говорил главврач. Здесь Олег уже не смог бы применить банально избитую фразу “стечение обстоятельств”. Что-то более громкое и фатальное. Но не хватало слов. Даже произнесенных самому себе.

От скорбных мыслей отрывает колокольный перезвон. Олег делает шаг, решительный и необратимый. Решение пришло само после трагических известий.

***

–Она само совершенство! – Рыжеволосая молодая женщина, восторгаясь, словно в молитве, сложила руки возле лица. – Сегодня один из счастливейших дней в моей жизни…

–Да, несомненно, то что она творит, а она действительно творит… – Седовласый старик во фраке и со свисающими волосами, как пакля, под восхищённые взгляды публики, нервно потея, поддерживает собеседницу за талию. – Я бы даже осмелился сказать, творит уже созданное, как бы парадоксально это ни звучало…

–Мм-м, браво, девочка, браво! – На последней ноте произведения восхищённая женщина закрывает лицо руками, не обращая внимания на слова стоящего рядом, и «задаёт тон» публике. – Браво!

Собравшиеся в зале лицея, вставая, аплодируют, криками выражая свой восторг.

–… Ребенок гениален, и наша школа, – старик, пытаясь перекричать толпу, уже почти прижался к уху женщины, – и весь коллектив готовы стать так называемой стартовой площадкой для юного дарования. Вам всего лишь нужно…

–Конечно, Ростислав Юрьевич, конечно! – Сияющая от восторга женщина, отодвинувшись, мягко проведя рукой по плечу собеседника, извинилась.

Она бежала к дочери сквозь толпу. Восхищенные, где-то даже завистливые взгляды. Навстречу успеху. Не пришедшему в свое время к ней. Возможно, к ее таланту, загубленному, но возродившемуся в этой худенькой, бледнокожей, ещё не сформировавшейся “рыжей бестии”.

Ростислав Юрьевич, окруженный коллегами, пропахшими нафталином и внутрилицейскими интригами, от досады сорвал бабочку со своего одеяния.

*

Алиса. Алиса корчила рожи перед зеркалом, слыша через открытую дверь диалог матери с отцом. Точнее, она умело пародировала обоих родителей, четко представляя и выражая их мимику и жестикуляцию.

–Ты загубил мою жизнь, из-за тебя я врыла свой талант в землю, – голос Галины срывался, достигая высокой тональности. – И теперь, когда наша девочка на пути к успеху, ты предлагаешь все бросить и уехать? Я не дам загубить ее талант!

–Я все понимаю, – голос отца Алисы напоминал звук басовой трубы, – но, Гала… Теперь всё серьезно…

–Всегда было все серьезно.

Алиса в этот момент, встав перед зеркалом, отставив изящно ногу, уперев одну руку в бок, второй жестикулируя, комично пародировала мать.