В советской армии было два главных лица – командир и комиссар. Командиры знали военное дело, а комиссары отвечали за идеологию в армии. Позволим себе историческую аналогию: в любом крупном бизнесе в России есть два ключевых лица – бизнесмен и чиновник, патронирующий этот бизнес. Чиновник – «комиссар при бизнесе». Его слово решающее, потому что он говорит от имени государства. Эта ситуация создает беспрецедентные возможности для коррупции. То, что квалифицируется (журналистами, обывателями и в исключительных случаях судьями) как коррупция, воспринимается российскими чиновниками как передача им части дивидендов от совместного владения собственностью [1].

В 1990-е годы чиновник пользовался бесконтрольной властью, будучи представителем «слабого» государства, в котором не работал ни один институт; коррумпированный бюрократ помогал бизнесу использовать несовершенство законов как инструмент получения сверхприбыли. Теперь же чиновник как представитель «сильного» государства может прибыльно сотрудничать или покарать. «Прибыльное сотрудничество» предполагает патронирование чиновниками и силовиками частного бизнеса и получение за это вознаграждения, воспринимаемого как доля прибыли. Население и закон трактуют эти платежи как коррупцию [2]. Коррупционный «патронаж» бизнеса со стороны власти держится не на «плохих» законах», а на качестве правоприменения, селективном правосудии и вольности в интерпретации формальных норм (табл. 1).

Таблица 1

ИЗМЕНЕНИЕ ХАРАКТЕРА ДЕЛОВОЙ КОРРУПЦИИ В ПОСТСОВЕТСКОЙ РОССИИ

Коррупция для России – явление не новое. В СССР основой коррупции был дефицит самых необходимых товаров и услуг, а также запрет предпринимательской деятельности. Ожидалось, что переход к рынку приведет к сокращению коррупции, поскольку в ходе реформы был полностью уничтожен товарный дефицит и сняты все ограничения на занятие бизнесом. Однако вместо сокращения произошел колоссальный рост коррупции. Объяснялось это плохим качеством законов, которые были противоречивы и неадекватны экономической ситуации. Это было вызвано многими обстоятельствами, высокой скоростью преобразований, механическим заимствованием опыта западных стран. Но главная причина состояла в том, что слабое и недееспособное государство находилось в руках олигархов. Олигархический капитализм, достигший своего пика в период правления Б. Ельцина, не был ориентирован на формирование адекватной правовой среды. Олигархи жили «над законами», а весь остальной бизнес был поставлен в ситуацию неизбежных поборов со стороны чиновников, пользующихся тем, что при «плохих» законах каждый предприниматель являлся потенциальным или реальным их нарушителем.

В. Путин, придя к власти, взял курс на «удаление от олигархов». Поддержка этой политики населением и окрепший бюджет ввиду роста цен на нефть сделали возможным смену олигархического капитализма государственно-корпоративным. В этой ситуации коррупция резко возросла, причем увеличилась именно деловая коррупция, обслуживающая отношения власти и бизнеса. Бытовая же коррупция немного сократилась. Но более серьезные перемены связаны не с количеством, а с качеством коррупции.

Она стала централизованной и институционализированной, с доминированием силовых структур – самых активных претендентов на патронаж бизнеса. Если в 1990-е годы коррупция базировалась на «плохих» законах и невозможности их исполнения, то в 2000-е законы изменились в лучшую сторону, но основой получения взяток стала процедура их применения, вольность в интерпретации формального права, селективное правосудие. Без покровительства со стороны власти бизнес может стать нарушителем не «буквы», но «духа» закона. И бизнес, чтобы избежать неприятностей, готов оплачивать неформальный патронаж власти в виде коррупционного тандема с ней. Это снижает эффективность бизнеса, но повышает его надежность.

1. Барсукова С. Теневая экономика: Специфика фаз в условиях раздатка // Вопросы экономики. – М., 2012. – № 12. – С. 133–145.

2. Кордонский С.Г. Сословная структура постсоветской России. – М.: Ин-т Фонда «Общественное мнение», 2008. – 216 с.

3. Панеях Э. Правила игры для русского предпринимателя / Предисл. Е. Ясина. – М.: КоЛибри, 2008. – 240 с.

4. Паппэ Я.Ш. «Олигархи»: Экономическая хроника, 1992–2000. – М.: ГУ-ВШЭ, 2000. – 232 с.

5. Сатаров Г.А. Тепло душевных отношений: Кое-что о коррупции // Общественные науки и современность. – М., 2002. – № 6. – С. 18–27.

6. Сатаров Г.А. Установка респондентов и коррупция // Общественные науки и современность. – М., 2008. – № 5. – С. 48–58.

7. Трансформация российской судебной власти: Опыт комплексного анализа / Горбуз А.К., Краснов М.А., Мишина Е.А., Сатаров Г.А. – СПб.: Норма, 2010. – 480 с.

8. Afanas’ev M. The quality of the state – Russia’s chief problem // Russian politics and law. – N.Y., 2009. – Vol. 47, N 4. – P. 58–72.

9. Barsukova S. Corruption: Academic debates and Russian reality // Russian politics and law. – N.Y., 2009. – Vol. 47, N 4. – P. 8–27.

10. Barsukova S. Das nationale projekt «Entwicklung der Landwirtschaft» 2006–2007 // Russland-analysen. – Bremen; Berlin, 2009. – N 178. – S. 21–24.

11. Barsukova S. The government and bandits: Similarity and difference in theory and in Russian practice // Law enforcement executive forum. – Chicago, 2012. – Vol 12, N 2. – P. 129–136.

12. Barsukova S., Radaev V. Informal economy in Russia: A brief overview // Economic sociology: The European electronic newsletter. – Harvard, 2012. – Vol. 13, N 2. – P. 4–12. – Mode of access: http://econsoc.mpifg.de/archive/econ_soc_13-2.pdf

13. Barsukova S., Zvyagintsev V. Mechanism of «political investment», or how and why business participates in elections and funds party life // Social sciences: A quarterly journal of the Russian academy of sciences. – Minneapolis, 2006. – Vol. 4, N 37. – P. 76–88.

14. Block F. The role of the state in the economy // The handbook of economic sociology / N. Smelser, R. Swedberg (eds.). – Princeton: Princeton univ. press, 1994. – P. 691–710.

15. Firestone T. Criminal corporate raiding in Russia // International law. – Harvard, 2008. – Vol. 42, N 4. – P. 1207–1230.