Что такое замысел? Изначально это интуитивное ощущение новой возможности, новой комбинации фактов мира, из которой, собственно, и рождается событие. Интуитивное ощущение – еще не событие, но лишь его предчувствие. Это предчувствие может оказаться ложным в том случае, если ощущаемая новая возможность не обретет логические черты, т.е. не станет фактом сознания. Факт сознания – это то, над чем человек размышляет, превращая, так сказать, алмаз интуиции в бриллиант замысла. Пока «процесс огранки» не завершен, мы не можем говорить о том, что «событие произошло», т.е. замысел возник, но как только из аморфного интуитивного ощущения возникает четкая форма замысла, мы можем говорить, что событие действительно произошло.

Теперь нам необходимо увидеть, каким образом замысел как факт сознания становится событием как комбинацией фактов мира. Если мы признаем принципиальную дихотомию замысла и воплощения, то эта трансформация для нас представляется загадочной и случайной. «Мало ли существовало замыслов, и многие ли из них воплотились?» – таков будет резонный вопрос. На это следовало бы ответить: невоплощенный замысел не есть замысел. Это высказывание нуждается в пояснении. Очень часто, говоря о замысле, или мысли, мы не разделяем для себя два принципиальных ее состояния – мысль как интуитивное ощущение новой возможности и мысль как осознанный факт сознания, т.е. мы, так сказать, часто путаем алмаз с бриллиантом. Замысел как «пустое мечтание» – это поверхностная, ни к чему не обязывающая интуиция, которая с легкостью может быть сменена новой интуицией. Такой «замысле», конечно же, не есть событие, и, строго говоря, это даже не замысел, но праздные мечты. «Ограненный» замысел, продуманный, внутренне пережитый – совсем иное дело. В момент завершения «огранки» с ним происходит странная вещь – помимо формы, замысел обретает волю к реализации. Сказанное мной – не метафора. «Ограненная», внутренне состоявшаяся мысль есть точный аналог живого организма, единственная биологическая цель которого – выживание, развитие и самовоспроизводство. Мысль оказывается уже не пустым мечтанием, но императивом, который движет человеком – своим носителем. Залог реализации мысли – в самом факте ее рождения, т.е. превращения из интуиции в факт сознания. Рождаясь, мысль стремится выйти вовне и тем самым – стать зримым фактом мира. В тот момент, когда мысль становится таковым фактом, происходит событие в его классическом понимании, четко привязанное к временной шкале. Однако можем ли мы говорить, что событие произошло именно в этот момент времени, – ведь его видимая форма была уже предопределена рождением замысла, который есть не что иное, как императив к реализации. Конечно же, этот императив не абсолютен – мысль можно убить, но, как правило, только вместе с ее носителем. Убить можно и любой живой организм – однако факт его рождения будет неоспорим. И этот факт будет событием.

Итак, мы можем говорить, что событие происходит в тот момент, когда его зримое воплощение делается неизбежным. И это событие незримо определяет исторический ход вещей. Историкам хорошо знакома эта ловушка: с одной стороны, есть дата зримого события, с другой стороны, есть четкое понимание того, что это зримое событие жестко детерминировано некими «незримыми событиями» в прошлом, которые на самом деле и должны являться предметом исторической рефлексии. Проблема, однако, в том, что совершенно неясно, что представляют собой эти «незримые события». Их невозможно вычленить, исходя из позитивистской модели, они не являются бесспорными историческими фактами, они лишены места на временной шкале, и они, по сути, не имеют «формы». Однако они, бесспорно, имеют бытие и, следовательно, должны быть осмысленны. Для описания этих «незримых событий» вводятся такие абстрактные категории, как «революционная ситуация», «экономические факторы», «международное положение», но это не более, чем не вполне удачная попытка детерминировать «зримое» событие – «незримым».

Историки традиционно оперируют зримыми фактами, и именно из исторической методологии мы унаследовали традиционное понимание события как зримого факта мира. Между тем социальная философия дает нам совершенно иную перспективную точку. Эволюция социума не может быть увидена человеческим глазом, ибо время его жизни, а правильнее – время жизни социальной онтологии, неизмеримо больше, чем время жизни человека. Скрытая эволюция модели мира, ее резкий слом и рождение новой модели мира не могут быть увидены через зримые исторические факты. Процесс рождения или умирания не может быть понят через факт рождения или смерти – сам факт не дает нам путей понимания логики его детерминированности. Мы видим лишь результат, но не путь. Следовательно, нам необходимо найти новый тип свидетельств, которые позволят нам определить начальную точку этого пути, т.е. тот момент, когда событие на самом деле произошло, и незримо, но бесповоротно определило судьбу модели мира, а вместе с ней – и всех объединенных ею людей.

Перед тем как мы приступим к поиску этого нового типа свидетельств, нам необходимо понять, что, собственно, мы ищем. Что свидетельствует о грядущей смене модели мира? Естественно, рождение элементов новой модели. «Слепая зона» между моделями мира, о которой я говорил выше, являет собой, исходя из элементарной логики, пространство незримой онтологической войны, притом что победа в ней уже предопределена. Формально доминирует старая модель, но на самом деле она уже мертва – просто об этом еще никто не знает, хотя все это чувствуют. В определенный момент она мгновенно отмирает, и столь же мгновенно новая модель обретает абсолютную власть. Мы наблюдаем – если мне будет позволена такая грубая метафора – эффект курицы, бегающей по двору с отрубленной головой: мы-то, как зрители, уже знаем, что «жизнь мертва», но тело этого еще не чувствует.

«Слепая зона» онтологий – это пространство, разделяющее замысел и воплощение. Это та тень, которая падает между замыслом и воплощением. Пространство это существует в «историческом мире» – в нем живут люди, не знающие о том, что «все, что будет после, уже произошло». На самом деле, так сказать по «гамбургскому счету», этого пространства нет – в момент рождения замысла новой онтологии старая уже мертва, просто она об этом не знает. И здесь самое время нам попытаться понять, что значит «замысел новой онтологии».

Мысль, или замысел – это рождение новой возможности осознавать мир, или, используя оптическую метафору, это новая перспективная точка. В потенции – т.е. в интуиции – существует бесконечное множество перспективных точек, они существуют на периферии нашего сознания, являясь тем, что принято называть «пустыми мечтаниями». Существующая модель мира не позволяет им покинуть периферию, и причина этого проста – нет необходимости в новом взгляде, существующий взгляд достаточно зорок и видит мир ясно и отчетливо. Ясность видения мира есть залог жизнеспособности онтологической модели. Стремление к такой ясности есть свидетельство приятия человеком этого мира. Жизнеспособная социальная реальность требует ясности социальных правил. Эти правила могут быть сколь угодно «не гуманны» и «не мудры», но если они ясны всем и всеми разделяемы, то эта социальная реальность будет «работать» – т.е. работать как раз в самом прямом смысле слова будет онтологическая модель.

Что такое ясность правил? На самом деле, это совокупность представлений, формирующих «модель человека». Совокупность ясных ограничений и свобод является тем зеркалом, в котором человек может увидеть самого себя целиком, осознать себя, свои возможности и, как следствие, – выработать возможные способы действия в социуме. «Модель человека» – это очерченные границы его возможностей, за пределы которых он не может даже помыслить выйти. В известном смысле, можно сказать, что модель человека устанавливает границы его мышления.