Шрифт:
Оказалось, в Фтопке – в шестнадцать, а на свободе – в восемнадцать. Так что целоваться-обниматься никто не запрещает, но от поцелуев до более серьезных отношений, гхым…
– Баю…
«У нас не будет никаких отношений! – за них обоих мгновенно решила Пипа. – Я люблю другого, он любит другую… В любом случае лучше так, чем на шахту или к десяти ткачихам!»
Ау интенсивно закивал. И их оставили вдвоем.
«Завтра я приду, расскажу дальше, что у нас и как!» – пообещала Хэнн Гу и удалилась.
– Баю…
Была примерно середина ночи. Они не знали, который час, поскольку часов не было. Вообще с обстановкой был кошмарный кошмар. Представьте себе: комната в шестнадцать-семнадцать квадратных метров, одно окно (из рамы нещадно дуло), две тахты (по мутаке и верблюжьему пледу на каждой), круглый стол в центре, один на двоих шкаф со сломанной дверцей, притуленной рядом, к стене (второй дверцы не было), и нечто, похожее на старый буфет. «Буфет» был сварен из чугуна или какого-то тяжелого металла такого же рода, занимал целую стену и был завален разными предметами, которые находились в употреблении не один десяток лет. Среди предметов в буфете были в ассортименте: несколько жестяных тазиков, стаканы, тарелки, вилки-ложки и прочая посуда, десяток-другой потрепанных книг, пяток шкатулок, несколько корзин, стопка из трех кухонных полотенец далеко не первой свежести и прочая ерунда.
– Баю…
– Жрать хочется, сил нет! – зевнул Аууарен.
– Баю… – Пипа не стала отвечать, поскольку продуктов все равно никаких не было, а на улицу в ночное время им выходить не рекомендовали.
– Ни разу с самого детства не ложился голодным!
– Баю… А в детстве ложился, что ли? – удивилась Пипа. – Как такое может быть? Родители же обязаны кормить детей, не то – в Фтопку! В нашей деревне об этом всем было известно. Никто бы не стал рисковать…
– У нас в деревне все на еде экономили! – возразил Ау. – Главное, чтобы ребенок не жаловался, что голодный. Ну, чтобы родителей в Фтопку не забрали. Вот нас и учили не жаловаться. Нам говорили: «Кто просит каши, того заберут!»
– И что, вы верили?
– А как было не верить, когда один мальчик, через два огорода от нас, просил – его и забрали…
– Ха-ха! – рассмеялась Пипа. – А когда тебя забрали, все небось окончательно поверили! Ты же тоже просил есть, хоть и боялся?
– Ну… Было дело! – Ау улыбнулся. – Но ты не думай, что нас голодом морили! Не-е-ет. Так только, чуток экономили. Зато у нас самая богатая деревня во всей округе была!
– Да ладно! Сколько у твоей мамы новых платьев было?
– Девять!
– Ну да… Много. У моей меньше было. Ладно, давай спать, что ли…
– Давай. Утром придумаем, что делать.
А что тут будешь делать, если все под контролем ангелов? Ничего не изменить. Придется подчиняться местным правилам, приспосабливаться…
«Я не хочу подчиняться правилам!» – подумала Пипа.
Ау укрылся пледом и отвернулся к стене. Ему не пришло в голову пожелать подруге по несчастью спокойной ночи, поскольку в Фтопке не было подобной традиции: все расходились по своим комнатам в разное время.
Когда Ау задышал ровно, Пипа встала, тихонько подошла к окну и уставилась в мокроту и темноту.
«Какой все это бред, безумный бред! – думала она, прислонившись лбом к холодному стеклу. – Ненавижу эту жизнь! Ненавижу ангелов! Не-на-ви-жу!!!»
Сквозь эту ненависть проступали совсем другие мысли и эмоции: «Отличный эксперимент с этой Фтопкой! Особенно любопытно наблюдать изнутри…»
Пипе Мумуш было страшно и не страшно. Ей было одновременно: шестьдесят семь лет, пятнадцать лет и… гм… и очень много лет, неважно сколько, ибо она была… вечной.
«Я сошла с ума!» – поняла Пипа.
Она долго смотрела в темноту двора, раздумывая о разных разностях, пытаясь вспомнить, когда стала считать себя вечным существом, ангелом. Осознала, что, даже если это так, она ни капельки не хочет быть ангелом! Что то, что в ней, – это не она! Затем Пипа стала вспоминать разные разности из детства, из того, что было с ней до Фтопки.
Пожалуй, самым хорошим воспоминанием были мамины колыбельные. И еще Лещща. Да, Пипа отлично помнила свою подружку. Их семью ангелы поселили в заброшенном соседнем доме. Ненадолго поселили, примерно на месяц. Но чего только за этот месяц не произошло! Как здорово было скакать с Ле через скакалочку! А потом Ле придумала игру: скакать сразу через две скакалки. Ле была очень умная, настоящая фантазерка. Она считала, что скакалки продолжаются в их руках невидимыми ниточками. Что это ниточки дружбы, что они магическим образом связывают их навсегда. Пипа не верила в скачки и в магию. А существу, сидящему в ее голове, верить или не верить и не надо было: ангел Старк, даже распавшись на крохотные частички, точно знал, что никакой магии в природе не существует… Интересно, почему Ле и ее родители так быстро уехали? И почему Лещщу не взяли в Фтопку?
Ответ появился в голове сам собой: «Жителей Земли-28 не забирают в Фтопку!» Одновременно с ответом в голове Пипы возникла и досада: она так и не знает толком, что произошло в тот момент, когда Ле превратилась в крысу!
– Как – в крысу?! – Пипа не выдержала и проговорила это вслух.
Тут же осеклась, огляделась: Ау спал, больше в комнате никого не было. Пипа почувствовала, как ее волнами окатывают холод и страх. С каждой минутой она вспоминала все больше и больше. Память ангела-эксперта Старка наполняла ее мозг, при этом теперь она четко осознавала, что она – не он. На мгновение ей тоже захотелось стать хоть крысой, хоть кем угодно, только бы все это поскорее окончилось! Неприятны были не сами по себе чужие воспоминания, немного похожие на кино. Неприятны были эмоции постороннего существа: с одной стороны, он как бы сочувствовал и ей, и Лещще, с другой – не собирался помогать. Это было какое-то очень странное сочувствие, не близкое Пипе Мумуш!