— Больше и не надо. А то вы потом ничего не вспомните.

— Так может, и хорошо? — я повернулась к боссу и чуть не расплескала оставшийся коньяк из стаканчика. — Выпил и забыл. Как лекарство.

— Увы, — он вдруг улыбнулся, и я поймала себя на не очень трезвой мысли, что у нашего генерального очень милая улыбка. — От лекарств не бывает похмелья.

И вообще Юрьевский красивый мужик. Правда, ему уже за сорок, но зато какой статный… И волосы эти тёмные, до плеч, и глаза — серые, как сталь… И седая прядь… Ах, романтично.

— Вы чего на меня так смотрите? — спросил генеральный с подозрением, и я засмеялась.

Мне даже неловко не было, когда я ответила:

— Просто поняла, что с вами, пожалуй, изменила бы мужу. Вы такой… как из книжки. Романтичный злодей. Плохой мальчик. Девочки таких всегда любят.

— Боюсь, изменять со мной — не очень удачная идея, — сказал Юрьевский бесстрастно.

— Идея как идея, — я пожала плечами. — Не хуже и не лучше любой другой идеи, которая может прийти в пьяную голову. Тут дело в вас.

— Во мне? — он недоуменно нахмурился.

— В вас, ага. Хрен вы на меня польститесь.

— Это ещё почему?

Я задумалась.

— Ну… я пьяная.

— Я тоже сейчас не особо трезвый.

— Ну… я ваш сотрудник.

— Я вас только что уволил.

— Ну… я мелкая.

Он на секунду задумался.

— Приподниму. Или на стол посажу. Поправимо.

— Ну… я вряд ли покажусь вам симпатичной настолько, чтобы…

— Вы вполне симпатичная, — сказал Юрьевский, ещё раз оглядев меня всю. — Не вижу никакого криминала. Руки, ноги, голова. Думаю, что хвоста у вас нет и между ног всё как положено.

Тут уже задумалась я.

— Так вы… это… ну…

— Чего?

Мне показалось, или он издевается?

— Ну вы… это… предлагаете…

— Да-да?

— Ну… того самого… с вами?

— Так вы же сами хотели, — пожал плечами генеральный. — И мужу измените, и не противно. Но я ведь говорил — это плохая идея. Только вот не потому, что вы перечислили.

— Да? А почему? Вы женаты?

— Нет.

— Вы гей?

Юрьевский даже вздрогнул.

— Упаси боже. Нет.

— Хм. — Я задумалась. — У вас есть какие-то особенные пристрастия? Ремни, плётки, фаллоим…

— Так, стоп. Дело не в этом. Я просто не нежный любовник. И не могу гарантировать, что вы получите удовольствие от секса со мной. Поэтому… лучше поискать кого-то другого.

Господи, Светка.

Девять вечера, в офисе темно хоть глаз выколи, и ты стоишь возле своего письменного стола и всерьёз обсуждаешь с генеральным директором вопрос о совместном интиме.

Сегодня магнитные бури, не иначе…

— И где искать-то? Тут больше нет никого. Поэтому… я согласна.

— Согласны? — повторил Юрьевский будто бы по слогам.

— Ну… да. Если вы, конечно, не шутили. Можете меня… э-э-э… поиметь. Трахнуть. Или как вы там это называете.

Он слегка нахмурился.

— Слушайте, я же объяснил… вам вряд ли это будет приятно.

— Да почему? Вы насилуете женщин?

— Нет.

— Тогда почему?

Генеральный вздохнул, закатил глаза.

— Ладно, проще показать. Пойдёмте.

И зашагал к своему кабинету.

— Коньяк брать? — крикнула я ему вслед.

Юрьевский остановился, немного подумал.

— Берите. И стаканчики тоже.

— Это само собой.

В кабинете было темно, ещё темнее, чем в остальном офисе. Генеральный, кажется, собрался зажечь свет, но я рявкнула:

— Вы что, с ума сошли? Шестнадцатый этаж и напротив куча домов. Нас же увидят!

— Стесняетесь? — он, кажется, улыбнулся.

— Нет. Но в таких случаях — да.

Он кивнул, подошёл ко мне вплотную, отобрал коньяк и стаканчики, поставил их на свой стол.

Где-то глубоко внутри меня — наверное, в печени или селезёнке — билась трезвая Света. Она истошно вопила, что нужно срочно уносить ноги.

Но пьяным, как известно, все океаны по колено…

— Раздевайтесь.

Я глупо захлопала глазами.

— Э-э-э… Не поняла…

— Чего тут непонятного? Раздевайтесь полностью. Я люблю брать голых женщин.

Я на миг опешила от подобного требования.

— Что, уже передумали? — в его голосе слышалось ехидство.

— Не дождётесь, — покачала головой я… и начала раздеваться.

Может быть, это случилось, потому что я была пьяная. Не знаю. Но когда я постепенно снимала с себя каждый элемент одежды, а Юрьевский просто стоял рядом и смотрел… в общем, я никогда в жизни так не возбуждалась.