Шрифт:
— Тань, ты прости нас — нам бы помыться, ладно? — выскользнул он.
И, потащив за собой вялого Володю, поторопился в душ.
Успев поработать полдня, ребята вконец устали. Володю они утянули под своё крылышко. Тот оказался довольно рукастым. Усмехаясь, порой, инструментам и оборудованию, он довольно ловко справлялся с грубой работой, а когда ребят снова отправили на «провода», показал себя довольно сносным электриком. Его шок давно прошёл, он теперь искрил энтузиазмом и воодушевлением.
— О, гречка с тушёнкой! Класс! — теперь всё вызывало его неподдельное восхищение. Вот и теперь, за ужином, Володя будто с шилом не мог усидеть на месте, разглядывал шурующую ложками молодёжь, порываясь сходить куда-нибудь, «посмотреть что-нибудь».
— Охолони, Вова! Успеешь ещё, — Андрей радовался за товарища, но удерживал его порывы, боясь, что тот перегорит и снова запросится домой. А хотелось с ним ещё поговорить, разузнать всякое про «тот» мир.
— Ффухх! Устал я всё-таки. Сейчас почитать немного, и спать, — потянулся Иван, сработав ужин и готовясь хлебать чай с сушками. — Хотя нет, у нас же теперь вместо почитать есть Вова.
— А что я? Я хотел в клуб сходить, там кино, говорят, будут показывать.
— Глянь на него, Андрюх, освоился совсем, — Иван был доволен. — Клуб клубом, но ты среди нас тоже должен политинформацию проводить, как там в будущем и чего. Нам же его строить, в конце концов, — улыбнулся он.
— Вот-вот, строить. А вы хотите, чтобы я вам секреты какие-нибудь выдал. Вы и так много повидали, — неожиданно воспротивился Володя.
— О, видали?! Человек будущего учить нас вздумал. Ладно. Иди в клуб, я так думаю, что меня срубит уже вот прямо сейчас, — махнул рукой Иван, позёвывая. — Андрюх, а ты чего?
— Я думаю пройтись пока.
— А, ну пройдитесь, ходоки. А я пошёл.
— Иван, а где обычно Татьяна вечером бывает? — с напором спросил Володя.
— Где? Да где все, там и она, — Иван пожал плечами, уже готовый отчалить, задержался у стола. — А ты чего, Вов, решил приударить, что ли?
— Чего приударить-то сразу? Охота пообщаться с интересным человеком, я ж кроме вас только с ней и знако?м.
— Да ладно, ладно, это я так. Только ты аккуратнее — влюбишься, а она девчонка непростая у нас.
— Да ну — влюбишься! — усмехнулся не очень натурально Володя, лишь усиливая подозрения Ивана.
— Всё-всё, молчу. Пошёл я парни.
Иван, умывшись, приплёлся в барак, с трудом передвигая ноги. Бухнулся на койку. В дверь постучали.
— Кто там робкий такой? Заходь! — крикнул он.
В пустой в этот ранний ещё час барак зашла Татьяна.
— О, легка на помине, — Иван уселся на койке. — Только я расположился.
— Сесть-то можно?
— Да садись, чего уж там.
— Как вы съездили?
— Хорошо съездили, Тань. Видишь, ещё одного ухажёра тебе привезли.
Татьяна гневно сверкнула глазами.
— Ой, сожжёшь ведь так дотла! Молчу, молчу. Просто поразила ты Володю своими глазищами, сразу же видно. Тебя пошёл искать, между прочим.
— Чего ты мне про Володю своего? Больше мне ничего не хочешь сказать?
— Хочу. Красивая ты очень — вот, например.
Они уставились друг на друга. Иван с наглой полуулыбкой, Таня с каменным напряжением. Вдруг она резким движением притянула голову Иван к себе и впилась жадным поцелуем. Он и не вырывался.
— Будто голодная, прямо, — Иван даже после этого сарказм свой не оставил.
— Вань, чего я тебе сделала, а? Чего ты меня прямо лупцуешь? — Таня отвела глаза куда-то в пол. Голос её треснул.
Тут вот Иван растерялся и даже немного испугался. Их отношения напоминали спутанный клубок, потянешь, неизвестно, чего распутаешь, а может, только сильнее узлы затянешь. И он не понимал, что игры давно закончились, что Татьяну он ранит сильно и беспрестанно. Вдруг осознав, он сразу вспотел и заволновался.
— Да я чего? — неумело начал оправдываться он.
— Да того! Я за тобой собачонкой вечно бегаю, а ты отпихиваешь меня. Я ж не прошу любви сразу до гроба вечной. Но ведь я тоже человек и уважения заслуживаю!
— Так я это… уважаю! Танюх, да ты самый родной человек мне из женского пола! Мы ж с этих, с горшков вместе. Больше только с Андрюхой и роднёй. Мы ж в Шипилово на тебя, как на принцессу всегда глядели, боялись рядом стоять. Как я могу тебя не уважать?! Ты чего?
Он приобнял загрустившую подругу. Та была печальна, но слёз никаких не было — она была своя, она была «свой пацан», а такие не плачут, такие только огорчаются.