Настроение у Тимофея как-то сразу испортилось. Сенсэй Канто приезжал из Санкт-Эринбурга два раза в неделю обучать студентов академии восточным единоборствам. Особое внимание он уделял ребятам из группы «Воины», к которой с недавних пор принадлежал и Тимофей. После каждого занятия с Канто ученики валялись на полу спортзала без сил, многие не могли даже пошевелиться.

Старик обучал их сражаться на деревянных мечах, уходить от атак резинового ножа, правильно падать и нападать на противника. Под его пристальным наблюдением студенты занимались акробатикой и гимнастикой, лазили по вертикальным стенам спортзала, используя каждый выступ, учились драться длинными шестами и короткими палками. Тренировки были настолько изнурительными, что Тимофей после них по нескольку часов приходил в себя. Что же ждет его на индивидуальном занятии с Канто? Может, уже пора писать завещание, а то мало ли что?

– А с кем еще он решил заниматься отдельно? – убитым голосом спросил Зверев.

Клим пожал плечами.

– Когда я узнал, что не вхожу в этот список, все остальное меня перестало интересовать, – усмехнулся он.

В этот момент в зале раздался чей-то пронзительный крик. Все повернулись к двери, ведущей на улицу, и увидели Карину Кикмарину, бледную и трясущуюся, словно тростинка на ветру.

– Там… на улице… – дрожащим голосом выдавила она. – Труп!

– Что?! – воскликнула Алена Александровна. Все кинулись к выходу, толпясь и натыкаясь друг на друга.

– Учащиеся академии! – крикнула Лариса Аркадьевна. – Никуда не выходим. Живо все ко мне!

Но ее никто не слышал. Студенты высыпали на улицу быстрее остальных участников мероприятия.

Тимофею пришлось проталкиваться сквозь взбудораженную толпу, поэтому он выбежал почти самым последним. И сразу увидел Женю Степанову и Луизу Соловьеву, бледных и трясущихся. Девчонки, вцепившись друг в друга, сидели на каменном бордюре. Димка обнимал Карину, которая уткнулась лицом ему в грудь. Настя Ведунина стояла с выпученными глазами. Клим что-то говорил ей, но она, похоже, его совершенно не понимала. По щекам девушки текли слезы. Затем закричали одновременно несколько голосов, кто-то бросился звонить в полицию, кто-то требовал, чтобы все вернулись в здание.

Тимофей проследил за взглядом Ведуниной, и ему вдруг стало очень холодно, по спине побежали мурашки. Сбоку от здания музея тротуар покрывали глубокие трещины, из которых хлестали вверх потоки воды. В дырах виднелись развороченные трубы водопровода. Кое-где асфальт вспучился и раскрошился, и в нем образовались широкие ямы, заполненные грязной водой.

В одной из самых больших ям из мутной воды торчала тонкая девичья рука. И, судя по изящному золотому браслету, который все видели совсем недавно, рука принадлежала Лене Симбирцевой.

Сообщение о недавнем убийстве Алексея Бирулина, директора Исторического музея Санкт-Эринбурга, опубликовали все крупные газеты региона. «Полуночный экспресс», издающийся в Клыково, разместил сенсационную статью на первой полосе. Немудрено, ведь убийство произошло неподалеку от города, на заброшенной метеостанции в горах. А для тихого и спокойного Клыково это стало самым громким событием с момента гибели двух мальчишек из академии «Пандемониум».

Профессор Вениамин Дубровский читал статью и чувствовал, как покрывается холодным потом. Он отлично знал этого Бирулина, когда-то даже исполнял его поручения. Не всегда законные, но за хорошую плату, разумеется. И вот теперь директор был мертв. И убили его именно тогда, когда он похитил сына Ангелины Зверевой.

Дубровский положил газету на письменный стол и задумался, глядя в окно кабинета. За стеклами клубился густой туман, делавший видимость практически нулевой.

Тимофей Зверев… Ходячая загадка. Профессор Дубровский впервые в жизни встретил человека, неподвластного его гипнозу. Чтобы ввести пациента, причем любого, в транс, ему обычно хватало пары минут. Но Тимофей оказался крепким орешком. С этим парнем вообще что-то было нечисто, не зря Алексей Бирулин так сильно им интересовался.

И вот к чему его это привело. Может, сообщить в полицию? Профессор тут же отказался от этой идеи. У него самого были очень сложные отношения с полицией еще со времен работы в институте психиатрии «Геликон», ныне превратившемся в обугленные развалины. Лучше лишний раз не напоминать легавым о своем существовании.

От размышлений его отвлек тихий скрип открывшейся двери. На пороге кабинета стояла Ирина Зверева. Нужно отдать ей должное, при всех своих проблемах она была очень пунктуальна и на сеансы психотерапии всегда приходила строго в назначенное время. Дубровский взглянул на циферблат наручных часов. Девять вечера. По ней можно время сверять.

Девушка пришла в форме академии «Пандемониум». Дубровский знал, что она посещает отдельные занятия, – те, которые нравятся ей больше всего. Ее отец, Егор Зверев, не настаивал на обучении, особенно когда выяснилось, что Ирина – алабастр. Она ходила на рисование, астрономию, посещала занятия по единоборствам. В ее руках и сейчас была папка с эскизами новых рисунков. Ирина пока не знала, чем хочет заниматься в будущем, но рисование всегда нравилось ей больше других предметов.

Она сухо поздоровалась и села в кресло напротив рабочего стола профессора Дубровского, положила папку на колени, щелкнула изящной позолоченной заколкой, распуская по плечам длинные темные волосы.

– Как поживаешь, Ирина? – задал Дубровский свой первый вопрос. Он всегда начинал свои сеансы с этого вопроса.

– Вполне сносно, – сквозь зубы процедила Зверева.

– Есть какие-то проблемы?

– О, куда же без них? На данный момент проблем у меня несколько. – Девушка принялась загибать пальцы. – Отец, который меня ненавидит. Идиотка-мачеха, живущая со мной в одном доме. Сестра, которая старается не обращать на меня внимание. Ах да! Как я могла забыть об этих еженедельных визитах в ваш кабинет. Мне кажется, уж без них-то я точно смогла бы обойтись.