– Ну хорошо, а если Юрий станет с пеной у рта кричать о происках врагов, а на самом деле он ничего не писал в Литву? – поинтересовался Улан. – Впридачу выплывет наружу сватовство самих тверичей, если уже не выплыло. И еще одно. Все-таки московский князь – бывший ханский шурин, так что Узбек может ему дать дополнительный шанс оправдаться и потребует от Гедимина предъявить письмо Юрия.

Сангре помрачнел. Такая мысль не приходила ему в голову. Но сегодня был его день – день триумфа и торжества, когда абсолютно все получается и легко решается. В поисках нужного ответа ему не понадобилось даже бродить по комнате и тереть многострадальную переносицу – озарение пришло буквально через секунду.

– В конце того же послания будет написано, – медленно произнес он, наслаждаясь собственной виртуозностью, – что, согласно просьбе Юрия, грамотку его сожгли сразу после прочтения. Более того, соблюдая тайну, Гедимин повелел умертвить и русина, зачитывавшего ее, а потому московский князь может не опасаться, ибо ныне о ней знает лишь сам кунигас. Ну как?

– Вроде бы все сходится, и ты ныне выше всяких похвал, – медленно вынес Улан окончательный вердикт. – Более того, ты впервые на моей памяти поскромничал. На самом деле у тебя получился не хвостик, а целый хвостище. Но по-прежнему остается одно слабое звено – навряд ли литовский князь согласится такое написать. Какой ему смысл?

– Смотря что пообещать взамен, – лукаво улыбнулся Сангре. – Это раз. Ну и смотря кто станет просить его об этой услуге. Это два.

– Михаил Ярославич никогда не…

– Окстись! – перебил Петр. – Понятно, что он никогда. Более того, наш князь, как и в случае с монетами, вообще ничего не должен знать.

– А если не он, то кто же тогда?

Сангре молча расстегнул ворот рубахи и извлек из-за пазухи подвешенный на веревочке и хорошо знакомый Улану подарок великого кунигаса всей Литвы – золотой перстень с крупным сапфиром. Продемонстрировав украшение, он, не говоря ни слова, сунул его обратно за пазуху.

– Мы, как истинные мушкетеры, сами попросим литовского герцога Бекингема изготовить для нас недостающие подвески, – выдал он, неторопливо застегивать пуговки на вороте.

– Но…

Петр покачал головой и твердо произнес:

– Никаких «но». Или у тебя есть вариант с другим посланником?

Помедлив, Улан обескуражено развел руками – иных вариантов и впрямь не имелось.

На сей раз краткий план побратимов, составленный ими на следующий день, хоть и требовал много времени – аж до осени, но включал в себя совсем немного пунктов – всего пять. Были они расставлены согласно очередности выполнения и выглядели по-спартански лаконичными.

Под номером один значилось короткое слово «сорока». В целях секретности, они ничего больше к нему не добавляли. Следующим шло «набор отряда». Пункт третий – «письмо». И вновь без пояснений. А зачем? Они-то знают от кого и кому, а остальным ни к чему. В четвертом было два имени: Азамат и через тире – Кавгадый. Последнего планировалось нейтрализовать путем составления нужного компромата с помощью сотника, продолжавшего лежать в Липневке с загипсованными ногой и рукой.

Пятого номера поначалу вообще не было. Появился он позже, вечером, и настоял на нем Улан.

А до вечера они успели провернуть массу дел. Во-первых, выслушали заказ Горыни на инструменты. Узнав, насколько важна предстоящая ему работа (друзья не стали ничего скрывать), кузнец загорелся едва ли не сильнее, чем после княжеского визита. Да оно и понятно. Одно дело – поздороваться с Михаилом Ярославичем и выслушать от него похвалу, и совсем иное – знать, что ты внесешь существенный вклад в его спасение. И не от беды, но от смерти. Такое налагает на человека ответственность, но и окрыляет его.

Смущало Горыню только то, что он никогда раньше ничем таким не занимался. Однако Сангре, помахав перед его носом последней матрешкой, напомнил:

– Ты и резьбой по дереву никогда раньше не занимался, однако смог. И как смог.

Да и остальные дружно поддержали Петра.

– Ведь вылитая Заряница получилась, – добавил Улан.

– Ажно в краску меня вогнал, – шутливо попрекнула девушка.

– И чем лучше у тебя получится, тем быстрее ты встанешь на ноги, – обнадежила Изабелла, а окончательную точку поставил Сангре.

– И не лги, что не занимался. Чеканы для монет и впрямь не делал – не спорю, но по металлу вырезал. Видел я в твоей кузне кое-какие поделки.

– Когда?! – встрепенулся Горыня.

– Когда ты воевать ушел. И на Заряницу столь гневно не взирай, она ни при чем. Случайно получилось.

– То я для души, – засмущался кузнец. – Зима длинная, работы мало, вот я и…

– Правильно, – согласился Петр. – Истинная красота без души и не бывает. Ты уж, старина, и здесь с душой потрудись, все вложи, без остатка.