Раскрыв пакетик, Лумумба вытряхнул на ладонь одну из таблеточек. Достал из жилетного кармана лупу и, вставив её в глаз, повернулся к свету.

– Двояковыпуклое прессование, никаких опознавательных печатей. Производство… – лизнув таблетку, он закатил глаза. – Импорт.

– Что вы имеете в виду?

– То, что ты, молодой падаван, ленив, как конотопская попадья. До сих пор не изучил мою монографию относительно вкусовых различий штаммов Пыльцы, культивируемых на территории РФ! Стыдно должно быть!

– Может, местная лаба? Кукиш об этом и писал: ненормальное количество Пыльцы… – Лумумба стоически вздохнул.

– Влияние на рост культуры эндемичных условий, таких, как: вода, температура воздуха, сырье для базового конгломерата…

– Да понял я, понял, – не дал я учителю сесть на любимого конька. – Не отсюда она. А… Откуда?

– Уроки надо учить, – буркнул наставник, пряча в карман добычу и захлопывая книжку. А потом посмотрел на меня уже не так враждебно. – А ведь ты прав, стажер. Это может оказаться бомбой!

– Я про бомбу ничего не говорил, – открестился я. – На бомбе настаивали как раз вы, бвана.

– Да заткнешься ты, или нет? – потерял терпение Лумумба. – я тебе талдычу об уликах, а ты…

– Да что там улики? – вот не люблю я, когда кричат. Особенно, на голодный желудок: у меня от этого колики делаются. – Затрапезная монетка, пол-грамма дури, да сережка. Была бы хоть пара…

Начальник вдруг посерьезнел, заглянул мне в глаза и заботливо потрогал лоб.

– Что-то ты совсем плохой, падаван. Капец мозга: не иначе, от орков заразился.

Я набычился, готовясь продемонстрировать, как ведут себя настоящие орки, но Лумумба, вновь сунул мне под нос монету.

– На аверсе – герб Мангазеи: конь, а под ним – песец, бегущий в правую сторону. Герб, к твоему сведению, утвержден в тысяча восемьсот двадцатом году. А теперь присмотрись повнимательней, стажер.

Я послушно сощурился. Монета была мелкая, и где там конь, где песец, было не очень ясно. Но что-то… Что-то было с ней не так.

– Вот эта козявка смотрит не в ту сторону! – я ткнул пальцем, накрыв, правда, всю монетку целиком.

– Молодец! – восхитился Лумумба. Пара воспитательных подзатыльников и совсем немного крика – и ты понял, о чем говорит твой старый больной учитель. Но я тебя не виню… – он ласково погладил меня по голове. – Трудно быть умным, для этого напрягаться приходится… – наставник подбросил монетку и вновь поймал. – Что характерно: монета гораздо легче золотой. – сказал он задумчиво.

– Это вы тоже на вкус определили?

– На запах! – он кинул монетку мне. – Каждый уважающий себя маг должен отличать золото от других металлов. У этой, например – железный сердечник. Чувствуешь? – Старинный и уважаемый в определенных кругах способ подделки. На вид – практически не отличить от настоящей, даже краешек можно прикусить, – забрав монетку, Лумумба куснул её крупным, как у лошади, зубом, и продемонстрировал вмятину. – Видал? Любую поверхностную проверку пройдет.

– Фальшивая монета и импортная Пыльца… – пробормотал я, уже не обижаясь.

– Надо думать, это и был сенсационный материал, который хотел нам продать Кукиш.

– Но… Почему тот, кто его убил, не забрал улики? Они ж, можно сказать, на самом видном месте.

– Возможно, не успел, – поджал губы Лумумба, разглядывая камень в сережке на свет. – Не завершил колдовство, не забрал улики… Кто-то его спугнул. И, сдается мне, это были не мы.

Я вспомнил своё прикосновение к окоченевшей шее козлика. Труп пролежал на полу дворницкой несколько часов…

После затхлого, пропитанного сыростью подвала прохладный утренний ветерок приятно бодрил. Небо, усеянное ватными шариками облачков радовало прозрачностью и голубизной, с реки доносились крики чаек и рыбные запахи.

По донесениям Кукиша мы предполагали в нем человека недалекого, но предприимчивого. Никогда он не забывал напомнить о гонораре и существующих надбавках за вредность, и славился умением выговорить для себя самые выгодные условия. Собственно, даже не имея другого занятия, кроме работы на нас, он мог позволить себе жить припеваючи. Найти жилье в приличном районе, с отоплением и горячей водой, а не эту конуру в забытых богом развалинах…

Мы-то решили, что дворницкая на отшибе, подальше от посторонних глаз, всего лишь явочная квартира. Но он жил в ней по меньшей мере несколько месяцев. Напрашивается вывод: Леонид Тимофеев, по прозвищу Кукиш, внештатный сотрудник АББА, нащупал что-то действительно серьезное, и, дожидаясь нашего приезда, решил лечь на дно.

Из заброшенных спальных районов мы попали на берег реки. Здесь было чисто, светло и красиво. Набережная блистала газовыми фонарями, лавочками и урнами, выполненными в виде безобразных хвостатых жаб, по ней степенно прогуливались хорошо одетые граждане.