Шрифт:
– Шестнадцать.
– Что вас привело к нам?
Максим сбивчиво рассказал все с самого начала – и как попал к Лилии, и о первых результатах семинаров, и о том, что никак не удается ему взять верх над одноклассницей, и что он закончил первую ступень, а на вторую денег нет… И замолчал, ожидая приговора. Виринея терпеливо слушала его. «Не так интересен, – сделала вывод, – не понимаю, чего Лилия носится с ним – обыкновенный подросток. Я в его возрасте была интереснее, впрочем, как и все девочки. Мальчики все-таки примитивнее. Не то воображение, не тот размах».
– У вас все?
– Все! – как на духу, выпалил Максим.
– Послушайте, зачем вам вообще вторая ступень?
– Как? А одноклассница?
– Фи, как примитивно… По-вашему, наше учение – для того, чтобы соблазнять одноклассниц? В таком случае, вы не туда попали, молодой человек. У нас не школа соблазнения.
– Ну почему?.. Просто эта одноклассница…
– Мы не гарантируем, что, пройдя вторую ступень, вы соблазните одноклассницу. Так что, может быть, расстанемся? И каждый пойдет своим путем: мы – совершенствоваться дальше, вы – зализывать любовные раны.
«Это кто пойдет совершенствоваться дальше? – раздался в голове Виринеи знакомый насмешливый голос. – Это ты-то пойдешь совершенствоваться дальше? Ты? Жалкая женщина… Посмотри на себя – ты спиваешься, ты прожить не можешь без коньяка. К концу дня ты почти лыка не вяжешь. Да, вот на таком мужицком языке приходится изъясняться мне, Княгине, но, возможно, тебе, с твоим развитием, более понятен именно такой язык. Ты зарастаешь жиром от безделья. В чем совершенствуешься ты, целыми днями валяясь в постели? Уж не в науке ли страсти нежной с этим подонком Серафимом? Ты учишь других распознавать людей, как же ты не могла распознать этого человека? Запомни, этот Максим – мой настоящий ученик, возможно, более настоящий, чем ты. Библия права – хуже всего быть теплым. А этот – он готов на все ради того, во что он верит, он будет готов на все ради тебя, а в итоге – ради меня! А вот ты не на все готова… Вот мое последнее слово – пусть другие учатся за деньги, но таких ты должна уметь распознавать и, будь добра, учи их бесплатно!»
– Нет, не отталкивайте меня, – лепетал тем временем Максим, – Вы ошибаетесь насчет меня! Позвольте мне учиться дальше, вы увидите, я не разочарую вас!
Он упал на колени. И тут произошло чудо – Виринея с изменившимся лицом – растерянным, даже каким-то испуганным – соскочила с кровати, поспешно подняла его.
– Конечно, конечно, мой мальчик, ты будешь учиться!
– Правда?
– Правда!
– Без денег?
– Конечно, без денег! Ты будешь моим личным учеником!
– О, огромное, огромное спасибо! Я потом обязательно заплачу! Вот увидите!
– Ничего не надо, ничего…
– Но почему? Почему вы так резко передумали?
– Это воля Княгини… Княгини… А теперь иди!
– Когда мне придти на учебу?
– Лилия скажет тебе…
Максим выбежал из комнаты и сразу наткнулся на Серафима. Тот, цепко стиснув ему локоть, поспешно довел до входных дверей и выставил наружу.
«Странно, – подумал Максим уже на улице, когда к нему вернулась способность оценивать ситуацию. – Когда Виринея кинулась меня поднимать, от нее явственно пахло перегаром. А Серафим явно подслушивал… Ладно, мне что за дело? Главное, денег брать не будут… пока».
Однако Максим рано радовался. Стоило Серафиму закрыть за ним дверь, как он ворвался в комнату к Виринее. Та сидела на кровати поникшая и трясущейся рукой наливала в стопку коньяк. Давно она не слышала голоса Княгини и в тайне надеялась, что та наконец оставила ее. Она стала обретать мир в душе и подумывала уже о том, что хорошо бы бросить пить, выйти замуж за Серафима и родить ребенка. Роль мессии стала обременять ее: надоело носить маску таинственности, сидеть в темной комнате и разговаривать замогильным голосом. С тоской Лена Синицына вспоминала шумную редакцию, коллег-журналистов, веселую суматоху перед выходом очередного номера… И вот опять этот властный ненавистный голос! Скорее выпить – и забыться. Но нет, по-видимому, все сговорились сегодня досаждать ей! В комнату ворвался Серафим.
– Я все слышал!
– Что – все?
– Я слышал твой разговор с этим сопляком! Весь, от начала до конца!
– Подслушиваешь? Как низко ты пал.
– Слушай, цыпочка! – Серафим стиснул ее локоть. – Да если бы не я – ты бы с голоду подохла! Ты бы так и учила всех – бесплатно! Да кто ты такая вообще? Ты – блажная! За то, что на тебе эти тряпки, за то, что ты дорогой коньяк жрешь с самого утра, и за многое другое ты меня, тварь, благодарить должна! А ты уже перед этим сопляком растаяла, учить его бесплатно вздумала! Чему, интересно? Может, нового приятеля завести захотела? Давай! Только в таком случае наши дорожки – врозь!
– Ну и уматывай! – закричала Виринея. – Кто ты без меня?! Спасибо, конечно, что некоторое время ты любезно выполнял обязанности моего эконома и альфонса по совместительству, но…
– А ты уверена, что денежки у тебя останутся?
– Что – у меня? – Виринея не ожидала такого поворота.
– Ты уверена, что деньги останутся у тебя?
– Не поняла… – И в этот же момент она все поняла. – Дак, выходит, ты деньги клал в банк на свое имя?!
– «На свое имя»! – передразнил он ее. – Дошло, наконец! Ну, а на чье же? На твое? Чтобы в один прекрасный день услышать от тебя эти слова? Но я дальновиднее оказался, я все предусмотрел. В отличие от тебя! Все! Я ухожу! – Серафим жестом фокусника вытащил откуда-то чемодан. – Жить с тобой невозможно – ты вечно пьяная, блажная, ты стала просто размазня какая-то – целыми днями валяешься на постели и сосешь коньяк!