– Все так, – согласилась Галия, – но в мире понятие «мусульманин» стало символом терроризма. И, соответственно, к любому гостю из мусульманской страны относятся настороженно.

– Что еще больше усиливает недоверие, – заметил Дронго. – Чем больше люди не хотят понимать друг друга, тем больше они боятся и ненавидят чужих. И так будет продолжаться до тех пор, пока мы не научимся вести диалог. Вы можете себе представить, что произойдет, если вдруг в Риме взорвется эта бомба? Миллионы верующих христиан объявят новый крестовый поход против мусульманской цивилизации. Начнется невиданное противостояние, и не только в Ираке или в Афганистане.

– Получается, что мы с вами решаем судьбу нового мира, – невесело подвела итог Галия.

– В какой-то мере да. Но не только мы. Все остальные тоже по мере сил. Когда люди учатся доверять друг другу, они делают шаг к новому миру, к осознанию новых реалий этого мира. Вы знаете, Галия, я всегда стараюсь быть объективным. Я понимаю великое значение обеих цивилизаций. Но последние несколько веков мусульманская цивилизация ощутимо отстает от западной, и не только в техническом плане. С одной стороны, все цифры, которыми пользуется мир, – это арабские цифры. Сколько было сделано полезных изобретений в Средние века: медицина, астрономия, архитектура, наука! А потом начался застой. Я часто бываю в музеях и специально смотрю на публику, которая туда приходит. В большинстве своем это европейцы, еще, конечно, японцы и китайцы. И почти нет арабов, вернее, я не встречал ни разу ни одного человека в арабской одежде. Ни в Лувре, ни в Ватикане, ни в Эрмитаже. Понимаю, что это всего лишь частное наблюдение. Но достаточно характерное.

Нефть стала проклятием арабских стран. Дармовые деньги сделали их ленивыми, безынициативными, вялыми. В них не осталось жизненной энергии. Японцы, не имеющие ничего на своих островах, кроме частых землетрясений, построили вторую экономику в мире. Арабские страны, получающие миллиарды долларов прибыли, не производят практически ничего. И на этом фоне агрессивное наступление западной культуры. Вернее, массовой культуры. Вот вам и истоки конфликта. Боюсь, что тяжелые времена еще впереди. Чем выше цена нефти, тем сильнее противостояние. И это уже глобальный процесс. В нас все еще сидят десятки стереотипов, мы все еще не можем подавить в себе свои архетипы, своих внутренних цензоров. – Дронго подозвал стюардессу.

– Дайте мне стакан красного вина, – попросил он.

– И мне, – вдруг сказала Галия. – Хочу выпить с вами за компанию.

– Извините, я, кажется, говорил больше обычного. Но это такая тема…

– Я понимаю, – грустно улыбнулась молодая женщина.

В салоне бизнес-класса все пассажиры уже спали. Сказывался ранний вылет, при котором в аэропорт нужно было прибывать за несколько часов, учитывая беспрецедентные меры безопасности. Стюардесса принесла им два бокала вина.

– Мы можем не вернуться, – пробормотал Дронго, поднимая бокал. – За наше возвращение!

– За возвращение. – Они едва слышно чокнулись.

– Вы уже представляете, где их можно искать? – поинтересовалась Галия. Вино оказало действие, ее щеки немного порозовели.

– Не знаю, – честно ответил он. – Я пока ничего не могу себе представить.

Она взглянула на него с явным одобрением.

– Впервые в жизни встречаю такого профессионала, который не боится говорить «не знаю» и рассказывать о своих трудностях. Это знак силы.

– Наверное, – улыбнулся Дронго. Он потрогал лицо и с огорчением нащупал выросшую со вчерашнего дня щетину. – Вчера я брился в туалете ФСБ, – сообщил он, – а сегодня придется умываться в самолете. Если так пойдет дальше, я буду спать на ходу. Извините…

Он поднялся и, достав из сумки бритвенный набор, прошел в туалет. Через десять минут вернулся на свое место. Аромат «Фаренгейта» разнесся по всему салону.

– Вы всегда употребляете этот парфюм? – полюбопытствовала Галия.

– Почти всегда, – ответил он, – в последнее время появились некоторые новинки, которые мне нравятся, но «Фаренгейт» – это как первая любовь.

– А вы еще помните свою первую любовь? – спросила она.

– Мне кажется, да. Иногда вижу сны, в которых встречаю давно ушедших из моей жизни людей. Это бывает интересно.

– Я слышала, что вы были несколько раз ранены. Это правда?

– Может быть, – уклонился он от прямого ответа. – А может, это было в моих снах. Сейчас трудно вспомнить. – Дронго сделал знак стюардессе.

– Принесите мне еще красного вина. Какое у вас вино?

– Кьянти. Итальянское, – улыбнулась стюардесса. Ей нравился этот высокий мужчина, похожий на итальянца. К тому же от него так приятно пахло.

– Тогда принесите еще один бокал.

– Обязательно, – ласково произнесла девушка.

– Два, – ревниво попросила Галия и, когда стюардесса отошла, добавила чуть менее довольным голосом: – Кажется, вы ей нравитесь.

– Я не заметил, – удивился Дронго.

– Не нужно. Мужчина сразу замечает такие вещи. Как и женщина.

Стюардесса принесла два бокала вина, любезно улыбнувшись пассажиру.

– Вы заснете, а вам еще целый день нужно быть на ногах, – предостерегающе заметил Дронго. – За ваше здоровье!

– Не засну, – твердо пообещала Галия. – За ваше!

Бокалы глухо стукнулись.