О покупке я рассказала вечером в телефонном разговоре своей подруге Чулпан Хаматовой. И слово в слово передала зажигательную речь мэра. “Как интересно”, – отозвалась Чулпан. И надолго замолчала. Она так часто делает. Раньше я считала, что прерывается связь. Но потом поняла: такое молчание значит, что Чулпан думает. Минуты через три она сказала: “А мне тоже купи?..” И я купила. Так на двух поросших полынью и бурьяном развалинах появились желтые стикеры со сделанными черным фломастером надписями Katerina и Chulpan. И припиской 1 euro 'e gia pagato.

Звезда политика Згарби закатилась так же стремительно, как и взошла. То ли сицилийская мафия не разделяла принципы “открытого города”, то ли сам Згарби, быстро загоревшись, быстро и охладел к своему проекту; проект “Дом за один евро” захирел, так и не обретя никакого законного юридического статуса. Наши с Чулпан исторические развалины остались всё теми же историческими развалинами. Разве что желтые стикеры с именами (хоть какое-то свидетельство о собственности) отклеились, черный фломастер расплылся.

Но мы-то мысленно уже жили на Сицилии.

“Ладно, – сказала Чулпан таким летним вечером, когда уже ясно, что осень совсем скоро и деться от нее никуда не выйдет. – Он точно сказал тебе, что там недорого?” – “Точно”, – кивнула я. “А вот как бы было здорово, знаешь, если бы мы смогли там жить все вместе. Это был бы наш дом”. “Наш” она почти пропела. Я представила. Чулпан заговорила еще медленнее: “Мы бы смогли туда приезжать все вместе, болтать или молчать, петь песни, рисовать, на море ездить. Представляешь, сидим там, разговариваем о чем хотим с утра до вечера. И все счастливы. Практически коммуна”.

Под коммуной имелись в виду то ли правление, то ли попечительский совет фонда “Подари жизнь” – все мы, уже давно сменившие прежний круг общения на тех, кто вовлечен в благотворительность, в жизни и судьбы заболевших детей и их родителей, в попытки переменить ситуацию, в которой шансы на спасение пропорциональны средствам, имеющимся у семьи заболевшего, а больше никому ни до чего нет дела; в мечты врачей и новые научные технологии, о которых они нам рассказывают так, будто действительно верят, что мы в этом уже что-то понимаем.

Стать совладельцами дома счастья на Сицилии тут же решили профессор Алексей Масчан и профессор Михаил Масчан, журналист Валерий Панюшкин, артист Артур Смольянинов, биолог Екатерина Чистякова и фотограф Ольга Павлова. Кажется, кто-то еще.

Но выбирать дом отправили нас с Чулпан.

Какая-то из забытых взбалмошным Згарби помощниц связала меня по электронной почте с русской женщиной Светланой, решившей то ли продать, то ли сдать нам дом в “живописном сердце острова”, так было написано в письме. И мы поехали.

Запутавшись в поворотах и опаздывая на самолет, я оставила свое водительское удостоверение в машине на парковке у Шереметьево. Вспомнила, когда самолет уже взлетал. “Не переживай, у меня есть права”, – легко сказала Чулпан, и я расслабилась. Тем более что брать машину предстояло только в Палермо, а туда нам надо было лететь лишь на следующий день. Из Рима.

В Риме, правда, выяснилось, что, покупая билеты, я немного напутала: наш рейс из Рима до Палермо был назначен накануне нашего же прилета в Рим. То есть вчера улетел. “Не переживай, – сказала Чулпан, – мы сейчас что-нибудь придумаем”. И я перестала переживать.

В аэропорту Рима мы выстояли огромную очередь и втридорога купили правильные билеты до Палермо. На завтра. Расстраиваться было глупо. И мы отправились гулять: от вокзала Термини до встроенной, почти врытой по прихоти Микеланджело в термы Диоклетиана церкви Santa Maria degli Angeli, розовой и веселой, прохладной в жару и нежной в холод. Внутри никого. Сидим на скамейке у алтаря и смотрим, как солнце играет цветными стеклами витража под потолком. Вдруг слышу рядом с собой, прямо у самого уха шепот:

Кажется, в этот момент я впервые поняла эти стихи. Чулпан не наслаждается произведенным эффектом. Она отвернулась и опять смотрит на разноцветный витраж. И, теперь уже нараспев, не мне, а куда-то дальше и выше, обращается: “…четыре слога: «Прости меня». Представляешь, как мало на самом деле усилий: четыре слога. И как трудно. Такой совершенный подвиг…”