— Хорошо, правда, Вася? — тихо сказала Агаша.

Василь не ответил. Он был просто не в силах отвечать. Пальчики Агаши несмело скользнули к нему в ладонь, и он поспешно отошел в сторону, испытывая стыд и жалость. Вот Юлия Павловна никогда бы не стала так просительно смотреть в глаза.

Агаша проводила певца взглядом, а потом посмотрела в ту сторону, куда ушла барышня.

Юлия Павловна сидела в беседке, как во время их первого разговора. Василь стоял в кустах сирени, не решаясь подойти. Потом осмелился.

Увидев его, Юлия Павловна густо покраснела и открыла книгу, которая до сих пор бесполезно лежала у нее на коленях. И сделала вид, что увлечена чтением.

Василь встал перед девушкой, ничего не говоря. Она тоже молчала и не поднимала головы. Оба испытывали странный стыд, хотя ни в чем не были виноваты.

Юлия Павловна не выдержала первой.

— Как вы себя чувствуете, Вася? — спросила она, и голос её дрогнул.

— Спасибо, мадемуазель. Всё очень хорошо.

Они еще помолчали.

— Как вам нравится книга? — спросил Василь вежливо, хотя думал вовсе не об этом.

— Весьма познавательна, — ответила барышня машинально.

— Что вам больше всего понравилось в ней?

— Стиль изложения. Написано до великолепия просто.

Порыв ветра бросил на лицо Юлии Павловны пряди распущенных волос. Она нервно перекинула их за спину.

— Погода сегодня чудесная, — сказал Василь после паузы.

— Ваша правда, — кивнула она. — Но, боюсь, к вечеру будет гроза.

— Это хорошо. Через неделю начнутся покосы, пусть лучше дожди прольются сейчас, сено будет добрым.

Юлия Павловна вдруг с треском захлопнула книгу.

— Нет, это не хорошо! — сказала она и выпятила подбородок.

Василь снова увидел карающего ангела. Глаза девушки метали молнии, а носик морщился.

— Что — не хорошо? — спросил он почти испуганно.

Ангел вскочил со скамейки и топнул ножкой.

— Все не хорошо! И то, как этот… обращался с вами! И все это не хорошо!

Василь заложил руки за спину и чуть наклонился, изучая кончики своих сапог.

— Мы крепостные, — напомнил он.

Юлия Павловна остыла так же внезапно, как и вспыхнула. Гневный румянец сбежал с лица, и она снова превратилась в бесплотную, бледную фею. Она покачнулась, и Василь подхватил девушку на руки, по-настоящему испугавшись. Барышня бессильно опустилась на скамейку, бережно им поддерживаемая. Он тоже сел рядом, наслаждаясь привычным уже горьковатым запахом, исходившим от ее кос и одежды.

— И… часто он вас?.. — шепотом спросила Юлия Павловна. Глаза ее превратились в два огромных омута, подернутых дымкой сострадания и печали.

— Нет, что вы. Это впервые, — легко солгал Василь.

Она вздохнула с облегчением, а Василь поклялся себе, что она никогда не узнает, что бывает на конюшне, откуда до барского дома не долетают ни стоны, ни крики.

— Алевтина рассказала мне… О ваших родителях…

Василь сразу отстранился. Старая болтунья! Ведь просил же не рассказывать никому. И Алевтина исправно молчала, берегла его тайну. До сего дня.

— Неужели это правда, Вася? — спросила Юлия Павловна шепотом. — Как только земля может носить таких людей?

— Простите, барышня, — Василь резко поднялся и поклонился, стараясь не встречаться взглядом. — Спасибо, что заступились за раба вашего, и разрешите удалиться.

— Не разрешаю, — сказала она твердо. — Сядьте.

Он подчинился, по-прежнему не смея поднять глаз.

Маленькая прохладная ручка сжала его руку. И он не убрал руку, а замер, боясь поверить своему счастью. Как это рукопожатие отличалось от Агашиного. Тогда ему не терпелось поскорее освободиться и убежать, а теперь скорее готов был дать себя высечь, чем отодвинулся хоть на вершок.

— Когда стану совершеннолетней, я вам вольную дам.

Василь повернул голову и встретил ее взгляд — твердый, синий, холодный, как лед.

— Честное слово, — сказала она. — Клянусь.

— Я вам верю, барышня, — сказал Василь. — Без клятв.

— Расскажите мне все, Вася… Ведь мы так славно дружили. Неужели между нами могут быть тайны?..

Разве можно отказать, когда ангел просит? Нет, ни один смертный не может воспротивиться ангелу. И Василь не смог. Спустя некоторое время он поймал себя на том, что легко и даже с усмешкой рассказывает Юлии Павловне печальную историю своей жизни: