Подозрение возникает, когда он понимает, что и воры, и ученые очень дееспособные люди, которые захватили мир и делят его между собой, уступая по силе разве что государству и предпринимательству. Вот тогда появляется вопрос: а как это им удается? За счет чего они могут то, чего не могу я? И разум тут же начинает изучать и собирать все, что может быть использовано для совершенствования, а значит, для улучшения выживания. А это, что вполне естественно, то, что снаружи и что проще всего взять. Язык.

Но ведь язык состоит всего лишь из слов.

Действенность сообществ заключается в их свойствt, в том, что все свои, входящие в сообщество, заключили гласные и негласные договоры помогать друг другу всеми средствами. И вот их много, и они повсюду, а обыватель всегда один на один со всем миром.

По большому счету, это одиночество – вовсе не его беда. Это его награда, ради которой он и живет. Ведь он бы тоже мог войти в сообщество, но очень не хочет платить ту цену, которую затребует сообщество за то, чтобы считать его своим. А это цена свободы. Да еще и дополнительных скреп, которые надо наложить на душу. Блатные, к примеру, принимают тюрьму как мир и символ веры. И выйдя из нее, они уже никогда не свободны, потому что остаются и здесь жить в законе, таская тюрьму на себе, подобно ракушке. Вот почему они даже из своих домов устраивают хаты, более всего напоминающие жизнь на зоне. Жить в разных мирах трудно, проще, оказывается, тащить частицу одного из миров с собой по всем мирам, куда тебя заносит жизнь.

Ученым тоже свойственно превращать любое место, хоть кухню своей квартиры, в привычную лабораторию или кафедру, стоит им собраться вместе. Да и обыватель делает то же самое. Он несет свой мирок с собой или намотанным на себя настолько ярко, что его с первого взгляда узнают, когда он входит в камеру пересыльной тюрьмы. Мужик пришел! Значит, терпила, лох. Да и в университете – либо он выглядит как студент-заочник, либо его принимают за слесаря.

Тем не менее, простой человек постоянно забирает в свой словарь все подворачивающиеся сильные словечки и применяет их в своей бытовой речи. В итоге, все подобные ему простецы, которые сами нахватались осколков магических языков, начинают понимать не то, что он сказал, а то, что он звучит сильно! А этого вполне достаточно для его главной цели – получить уважение, то есть обрести достоинство в своем мирке. А то, что ему надо, он изложит во втором слое своей речи, дополнительном к слою самоутверждения. Мы очень привыкли распутывать смыслы и пересмыслицы, и нас невнятной речью не смутишь. Лишь бы человек был приятным и внушал мне чувство взаимного уважения.

Когда мы говорим умно, когда мы говорим сильно, мы довольны собой. А то, что мы не понимаем, что говорим, кому до этого дело? Чужим, может быть? Так и пусть живут в своем мире, а в моем все прекрасно понимают, что я делаю, когда говорю научно, например. Даже если я говорю не научно, а простонаучно.

Как ни странно, но общее ощущение самодовольства, исходящее от обывателей, освоивших сильное звучание тех же научных слов, производит обратное воздействие и на воров и на ученых. Они начинают чувствовать, что простонаучным или простофеней надо владеть, поскольку языки эти явно действенны, раз весь народ их использует. И искажения исконных тайных языков начинают просачиваться вспять, проникая в собственные материнские сообщества.

В итоге, множество ученых говорят о науке не на научном, а на простонаучном языке, не очень понимая, чем они отличаются, и даже не осознавая, в каком состоянии сознания употребили то или иное слово. Мы же из-за этого оказываемся в следующей ловушке. Теперь, читая книгу, написанную в изрядной своей части на простонаучном языке, мы ощущаем, что понимаем, что там сказано.

Но, что там сказано, по-настоящему не понимал и автор. Ведь он не понимал простонаучного языка, когда использовал. Не понимал по той простой причине, что это вообще не язык для писания или рассказывания. Это язык действия, строго дополнительный к основному разговору и более всего похожий на язык жестов, вроде принятия властных или униженных поз у двух животных, когда они выясняют, кто из них главнее в собственной стае. Писать на простонаучном языке нельзя вообще, а пишут только потому, что для него используются слова научные со сходным начертанием.

Что ж, начертание действительно сходное. Но слова-то все-таки не научные, а простонаучные. А что это значит? Конечно, то, что они несут не научное, а простонаучное значение. А значит, имеют целью не передавать смысл, а оказывать какое-то дополнительное воздействие, которое плохо осознается и читающим, и пишущим. Почему? Да потому, что осознавание хранится в общем мышлении того сообщества, которое создало этот язык. Но то, что хранит сообщество, еще не есть знание отдельных его членов. Хранить и знать – совсем не одно и то же. Тем более, понимать.

Для понимания явление должно быть изучено.

У меня нет задачи изучать простонаучный язык. Для очищения мне достаточно его узнавать в тех примерах, которые я разбираю. А значит, осознавать источник, из которого проникло явление в мое сознание. Как бы ни любопытна была эта сложная тема для исследования, для меня важно одно: если нечто проникло в мое сознание извне, значит, оно не есть я.

И словари тоже врут. Да еще врут и перевирают друг друга. Я начну со словарей психологических, потому что с Психологией попроще будет распрощаться. Она душой уж совсем не занималась. Но не поминать не могла. Впрочем, большая часть современных психологических словарей и у нас и за рубежом все-таки умудряется как-то душу даже не поминать. Проверьте сами.

В самом общем виде отношение Психологии к душе можно понять по определению, которое ей дает даже не Словарь, а сборник шпаргалок для экзамена по психологии, созданный Ф. Филатовым в серии «Высший балл» под названием «Общая психология». Это такой справочник карманного формата, который удобно пронести с собой на экзамен и в нем быстренько подглядеть ответ, который написан в таком упрощенно-образцовом виде, что сам должен влезать в сознание, как приставучая песенная строчка.

Как вы понимаете, это и есть ярчайшее выражение того, от чего надо очиститься на пути к душе.