– Ме-ме-ме…

Тётка не ответила. Видимо была слишком увлечена дыхательным экстазом. Зато меня толкнул мой сосед по шеренге:

– Это не для веселья, – сказал он.

Его светло-зеленые глаза излучали чистое сияние доброго и светлого.

Я же смотрел на него, пытаясь выразить недоумение.

– Тогда для чего? – спросил я.

– Практикуем правильное отношение к женщинам.

– Это какое же.

– Стоическое.

– С хера ли?

Кривить лицо ещё сильнее было невозможно. Зато я мог сверлить горе-просветителя презрительным взглядом. Просверлить, конечно, не получилось, но я заметил закономерность: у этого человека тоже были пушистые чёрные усы. Такие же, как у Анфасия.

В голове поскрипели извилины, потом внезапно громко щёлкнуло умозаключение.

– Е мое…, – сорвалось с моих губ.

Я смотрел на одного, второго, третьего… Семнадцать человек стояли в непоколебимой позе перед изрыгающей стоны женщиной:

– Ме-ме-ме…

И у каждого из них были чёрные пушистые усы.

Нет! У меня не двоилось в глазах. И не троилось. И других степеней приумножения тоже не было. Я точно знал, что мой знакомый Анфасий (тот, что привёл меня играть в шахматы) сбежал на другой конец комнаты. И у него были чёрные с сединой волосы. А мой теперешний сосед по шеренге был рыжим с небольшими залысинами.

Взгляд пошёл дальше. Там были блондины, полностью лысые, сильно кучерявые…

– Как зовут тебя? – спросил я того, кто был рядом.

– Анфасий.

Это был окончательный удар по здравомыслию.

Возник кратковременный транс моего сознания. А потом я поступил так, как посчитал нужным.

Эффектно. Неотразимо. Неожиданно.

Захотелось порвать шаблон.

Я стал медленно стягивать с себя одежду. В этот раз меня не просили. Но в этом и заключался прикол. Каждый элемент гардероба я постепенно откидывал в сторону, пока не оказался гол как сокол.

Решил, это точно сработает.

Должно было. Я так думал. Но не сработало.

– Как вам такое отношение?! – после первой неудачи я захотел привлечь чужое внимание не только телом, но и словом, – Нравится?

Только снова нет. Не привлёк.

Прошла минута настойчивого ожидания. Всё-таки мне очень хотелось надеяться, что меня заметят и оценят, что семнадцать мужчин всё же оторваться от пустого таинства, которое им навязала чужая воля, и переключаться на что-то новое.

Я предлагал раздевание, возвращение к сути и естеству.

Однако мой личностный рост до голого короля никого не заинтересовал.

– Ме-ме-ме…

Ещё один миг и стало в конец скучно. Я понял, что оставаться нет смысла. Но и удаляться с позором мне не хотелось.

Я посчитал, что нехорошо признавать поражение. Моя гордость требовала ухода с высоко задранным подбородком. А потому я не стал собирать вещи с пола и вновь натягивать на тело. Я так и оставил их на полу, а сам вышел в дверь всё таким же – голым.

Мне показалось, это умная мысль.

Только лишь показалось.

– Здрасьте!

Я снова оказался в столовой. И теперь на меня смотрели два десятка женских глаз. Кто-то подавился…

– Да уж…, – прошептал я, но постарался быть стойким.

Голый, но король!

Как видно, завтрак для заключённых кончился. И вполне закономерно начался обед для сотрудников.

Но я-то не знал…

Неловкости или смущения я не чувствовал. У меня не было повода бояться собственного тела. А вот другие…

– Вам нравится? – спросил я у них.

Женщины молчали. Они пожирали своими жадными блестящими глазами мое низкокалорийное тело. Одна из них попыталась подняться со стула, влекомая моим мясом.

– Тук-тук-тук!!!

Её остановил громкий стук дверь. Три громких удара по дереву с выдержанными ударами. Женщины оглянулись на стук. Я посмотрел прямо.

И тут раздался грохот:

– Бах-барах!!!

Дверь в мгновение ока разлетелась на щепки. Женщины скрючились в защитных позах. Все они берегли лицо. Я же спасал куда более важные вещи.

Секундой позже дым рассеялся, град из щепок прекратился. Из обугленного дверного проёма появилась фигура. Я узнал её. Это была та самая девушка, которая так и не назвала мне своего имени. Она была со мной очень грубой. Она издевалась надо мной. Но при всём при этом я не желал ей зла. И поэтому когда я увидел её худощавое тело в светло-синем комбинезоне и очки, и черты лица, которые меня чем-то тронули и заинтересовали, из меня вырвались слова искреннего беспокойства:

– Что случилось?