Шрифт:
В результате Андрианов и оставил сокурсников и успел оторваться от одноклассников – так всю жизнь просидел между стульями.
И, наверное, естественным было то, что сейчас, ощутив внезапную потребность подумать о прошедшей жизни и припомнить хоть что-то светлое, вспоминал он только всех прошедших через него женщин.
Ведь по всему выходило так, что, кроме женщин, ему нечего было вспомнить.
Так оно и было, в том не оставалось сомнений.
Имей Юрий Иванович нормальную семью с настоящими проблемами…
Ощущай он себя в интересной работе, занимал достойную возраста и способностей должность, наполнявшую каждую минуту бытия заботами о других людях, о ком никто иной не мог позаботиться…
Существуй в его жизни хотя бы 1 близкий человек, занимающий мысли…
В конце концов, не брось мальчик Юра писать стихи, увлекавшие в юности…
Да если бы он просто был здоровым пожилым мужчиной, а не полуслепым инвалидом, которому осталось лишь вспоминать!
Правда, особо светлыми эти воспоминания назваться не могли.
Как в принципе не могли быть светлыми думы о том, что ушло и никогда не вернется.
* * *
Пчела-плотник гудела за спиной, но он не обернулся, зная, что все равно не увидит ее единственным нынешним глазом. И, кроме того, мысль о пчеле вызвала не очень приятные воспоминания.
Точнее, воскресила ненужные детали из детства.
Андрианов вздохнул, посмотрел в расплывчатую даль.
Река темнела где-то за железной дорогой, он это знал – как помнил и то. что в прежние годы по ней иногда ходили лодки под почти белыми парусами, такими странными в этих убогих сельских краях.
Он вылил в себя вторую рюмку.
Сразу всю, опять задержав дыхание и сделав один большой глоток, чтобы не выплюнуть мерзость, поименованную родным коньяком.
И некстати подумав об оставшемся в прошлом веке лучшем коньяке его жизни.
Не коньяке, о «советском бренди», поскольку предназначался он для экспорта и попал на внутренний рынок, в «стол заказов» на Старо-Невском проспекте Ленинграда, лишь оп причине брака упаковки. Из-за «бескозырки», лишенной язычка для вскрытия, поскольку ни один иностранец не смог бы догадаться, что алюминиевую крышку всегда легче сорвать, пробив первым попавшимся острым предметом. Хоть отверткой: плоской, крестообразной или «французской», для трехшлицевого винта.
Тот коньяк – имевший класс лишь трехзвездного «старшего лейтенанта» – можно было пить, пить и пить, а от этого – как бы марочного – уже подступала тошнота.
Андрианов закрыл глаза и тут же вспомнил, как в 1993 году за этим же столом визави сидела женщина по имени Раиса.
Сидела напротив и разливала по этим же рюмкам спирт «Рояль». Продававшийся чуть ли не по школьным буфетам в пластиковых бутылках, он казался запредельной гадостью, но в сравнении с нынешним спиртным был лучше, чем водка «Абсолют».
У Раисы были зеленые глаза с черными крапинками вокруг зрачков, а содержимое ее декольте…
Он заставил себя больше не вспоминать телесных подробностей, достаточным было и то, что к нему пошли имена.
Пчела пролетела мимо него еще раз.
Она явно хотела переключить мысли Юрия Ивановича на что-то другое.
Еще более печальное.
Андрианов стиснул виски ладонями.
Так, что заболели оба глаза, в последнее время отзывающиеся почти на все.
Но ничто не могло помешать ненужным воспоминаниям.
* * *
В детские годы, невинные своей жестокостью, он собирал коллекцию насекомых.
Имел несколько плоских коробок из-под ленинградских конфет «Ассорти» с приклеенным на дно гофрированным картоном от электролампочек, хорошо державшим разнокалиберные энтомологические булавки с разнообразными жертвами. Пойманными, умерщвленными с помощью подаренного маминой подругой-врачом эфира, распятыми на пенопластовой сушилке и наконец наколотыми для хранения с этикетками, составленными по всем правилам.
Чешуекрылые – то есть бабочки – хранились в одной коробке, жесткокрылые – жуки – во второй, полужесткокрылые – травяные и водяные клопы – в третьей…
Он привык так делать. И почти так в последующей жизни Юрий Иванович собирал женщин.
Правда, не сознательно – двигаясь вперед желанием найти единственную и остановиться, жить спокойной и счастливой жизнью. Но счастье всякий раз оказывалось эфемерным, а покой редко длился дольше 3-5 встреч, и в итоге он невольно превратился в собирателя.