Зловещую «толпу», заключила исследовательница, такие люди воспринимали как угрозу самой основе их личности. Они никогда не ответили бы на «Хьюстон, у нас проблема» так: «Ждите ответа, “Аполлон”, мы сейчас отдадим эту задачу на краудсорсинг и посмотрим – может, у какого-нибудь пожилого инженера по телекоммуникациям из Нью-Хэмпшира возникнут дельные мысли».

Вторая группа придерживалась ценностей новой власти. Эти люди были более открыты к сотрудничеству, верили в то, что «народная мудрость» способна принести пользу, и хотели предоставить другим возможность присоединиться к своему миру. Они решили, что их команды станут лишь сильнее, если научатся формулировать задания так, чтобы в работе над ними мог помочь любой желающий из числа обитателей нашей планеты. В этой группе изменились даже истории, которыми ее участники обменивались, собираясь в перерыве вокруг кулера. Большой популярностью пользовался рассказ об инженере, желавшем опознать новейший медицинский прибор, который можно было бы использовать на Международной космической станции. Он выяснил, что это за устройство, обратившись к сообществу пользователей YouTube. Ученые из второй группы перестали думать «Лаборатория – мой мир» и начали думать так: «Весь мир – моя лаборатория» [49] .

Ценности старой и новой власти сталкиваются не только в НАСА. В сегодняшнем мире идет борьба двух типов мышления, которые очень отличаются друг от друга.

Двадцатое столетие строилось по принципу «сверху вниз». Общество рисовалось огромной и сложнейшей машиной, приводимой в движение крупными бюрократиями и гигантскими корпорациями. Чтобы машина не останавливалась, обычные люди тоже должны были играть свои роли – необходимые, но в отдельности незначительные и стандартизованные. Выполняй строевые упражнения. Читай молитвы. Учи таблицу умножения. Отбывай свой срок. Сядь ровно, чтобы тебя сняли для группового школьного фото. Многие из нас были в общем-то довольны, играя малозаметную роль в более масштабных процессах. Однако подъем новой власти меняет представления людей о норме и о том, как должен функционировать мир и каково их место в нем. И чем больше мы привыкаем к нововластным моделям, тем больше сдвигаются эти нормы. Возникает (что особенно заметно среди людей младше тридцати, составляющих сегодня более половины населения Земли) новое ожидание – каждый хочет быть участником, а не пассивным наблюдателем.

Артист, выкладывающий свои произведения на YouTube и собравший на этой платформе стабильную группу подписчиков, воспринимает себя скорее как творца, а не как потребителя, и формирует в себе соответствующее отношение к миру. Человек, которому удается зарабатывать на хлеб с помощью TaskRabbit, Lyft или еще какой-нибудь платформы, соединяющей заказчика и исполнителя, мало зависит от традиционных экономических посредников – и может относиться к ним скептически. Сотрудницу компании, привыкшую к онлайн-сообществам с их простором для творчества и мгновенным откликом на любое действие, может не удовлетворять рутинная офисная работа, за которую шеф даже не удосуживается ее похвалить. Гражданин, поддержавший какой-нибудь местный проект с общественным финансированием и втянувшийся в его работу, может разочароваться в деятельности официальных местных властей, осознав, что его взаимодействие с ними сводится главным образом к получению различных повесток и заполнению бумаг. Подобный опыт участия становится в нашей жизни всё разнообразнее, и под его влиянием складывается этот новый тип мышления – присущий новой власти.

Важно не воспринимать всё перечисленное как некие незыблемые нормы и принципы. Мы не утверждаем, будто ценности новой власти – это всегда хорошо, а ценности старой власти – это всегда плохо. В конце концов, во многих случаях мы могли бы предпочесть именно ценности старой власти. К примеру, если вы хотите, чтобы вам запломбировали зуб, вы почти наверняка доверитесь стоматологу-эндодонтисту с двумя дипломами и пятнадцатилетним опытом, а не группе дилетантов и начинающих «творцов выходного дня», которые ознакомились с методикой работы, прочтя анонимный пост на Reddit. Эти два типа мышления часто вступают в конфликт друг с другом, однако нам не следует считать, будто они предполагают абсолютно противоположные наборы ценностей. Лучше воспринимать всё это как шкалу со множеством значений – и самостоятельно решить, где на ней могли бы располагаться ваши убеждения, а также убеждения тех организаций, в которых вы состоите. Рассмотрим подробнее каждый из этих наборов ценностей.

«Мы слышали, как некоторые утверждают: учителям не следует отклоняться от программы и пытаться выбирать собственные учебники, методики, классы – это не их дело. А гражданам не следует решать, какие из учителей стоящие, а какие – нет. Да, у нас есть позиция по данной проблеме, и мы можем дать ответ тем, кто поднимает данный вопрос. Катитесь к черту. Мы верим в учителей» [50] .

Это слова Чарльза Беста, основателя онлайн-платформы DonorsChoose («Дающие выбирают»), позволяющей учителям взять дело в свои руки и самостоятельно привлекать финансирование на те нужды своих классов, которые они сами считают насущными (речь идет о покупке самых разных вещей – от расходных материалов до ноутбуков). За все время существования сайта более двух миллионов «гражданских спонсоров» пожертвовали через него более 400 млн долларов, чтобы помочь 18 млн учащихся государственных школ, которым вечно не хватает финансирования [51] . DonorsChoose – одна из самых первых и наиболее успешных краудфандинговых площадок. Целые классы часто присылают своим спонсорам трогательные благодарственные рисунки и записки: вот одна из многих причин, по которым эта платформа стала такой привлекательной для жертвователей.

Однако не все с энтузиазмом относятся к подходу Беста. В статье о DonorsChoose американский деловой ежемесячник Fast Company цитирует профессора политологии Джеффри Хенига из Колумбийского университета. Он выражает типичное старовластное мнение о том, каким образом должны приниматься решения о финансировании образования: «Мы наделили школьные советы, школьных инспекторов, чиновников мэрии правом принимать решения, поскольку осознаём, что эти решения будут приниматься в открытом, публичном поле, там, где обсуждаются конфликты ценностей и достигаются компромиссы, – заявляет он. – Мы понимаем, что это будет коллективный процесс, построенный на демократических процедурах и дискуссиях» [52] .

Хениг превозносит добродетели более централизованного, формального и представительного [53] управления: по его мнению, это куда разумнее, чем следовать переменчивым прихотям толпы. Как он полагает, в образовании, поскольку оно является «общественным благом», ресурсы должны распределяться равномерно, а не доставаться самым энергичным или пробивным учителям. Однако Бест придерживается ценностей новой власти и верит в то, что краудфандинг подталкивает людей действовать здесь и сейчас. По его мнению, сегодня это оптимальный способ помощи детям. Хениг выступает за процессы формального управления и за делегирование полномочий выборным представителям, тогда как Бест – за прямое участие и активные индивидуальные действия. (Отметим, что массовость участия в краудфандинговых моделях не обязательно ведет к более равному представительству или более равной вовлеченности: иногда бывает наоборот.)

Носители нововластного типа мышления испытывают неприязнь (порой сдобренную изрядной долей презрения) к централизованным бюрократическим машинам, приводившим в движение мир старой власти. Такие люди предпочитают более неформальные, сетевые инструменты, предполагающие более активное участие большего количества участников. Они уже не надеются на тех, кто десятилетиями просиживает штаны на проводимых раз в две недели заседаниях постоянной совещательной комиссии по принятию мультисекторальных решений на высоком уровне. Им ближе философия флешмоба, чем философия ООН: такой подход контрастирует с присущей двадцатому веку убежденностью в том, что цели можно достигнуть лишь с помощью менеджеризма и институционализма.