Итоговый документ королевской комиссии от 2 марта 1946 года называл имена советских разведчиков: подполковник Мотинов, помощник военного атташе, подполковник Рогов, помощник военно-воздушного атташе, майор Соколов из аппарата экономического советника, лейтенант Ангелов, секретарь военного атташе. 27 июня 1946 года доклад комиссии объемом в семьсот тридцать три страницы был опубликован.

Игорь Сергеевич Гузенко рассказал королевской комиссии, что он родился в 1919 году неподалеку от Москвы. В 1936 году вступил в ВЛКСМ. Учился в военно-инженерной академии и был мобилизован в разведывательную школу. Его готовили в радисты. Курс подготовки – девять месяцев.

Вместе с ним училась Галина Ерофеева, жена известного дипломата, которая готовилась к поездке в Японию:

«Мне в числе других преподавали некоторые шпионские навыки. Была создана небольшая группа. В память врезался перебежчик Гузенко, работавший в Канаде шифровальщиком и выдавший всю советскую шпионскую сеть в Канаде и Англии…

Представить себе, что он станет предателем, я безусловно не могла, но он отнюдь не случайно укоренился в моей памяти: в нем было что-то, выделявшее его из остальных. Помню его сильно выступающий вперед подбородок, придававший лицу некоторую жестокость и горящий взгляд, говоривший не то о страстности, не то о жадности его натуры.

Занятия вел подполковник. Он рассказывал нам о том, как проводятся явки, какой бывает слежка, о способах избавиться от «хвоста», как выбрать «тайник» для передачи секретной информации и о многом другом… Эти занятия по-своему щекотали нервы: в них было что-то тайное, чуть постыдное, отличавшее нас от других».

С конца 1942 года началась рассылка шифровальщиков по резидентурам. Гузенко получил назначение в Канаду. 12 июня Канада установила дипломатические отношения с СССР. В конце года Монреаль и Москва договорились об обмене дипломатическими миссиями. Весной 1943 года прибыли советские дипломаты во главе с посланником Федором Тарасовичем Гусевым. Он приехал поездом из Вашингтона. Встречал его на железнодорожном вокзале в Оттаве сам премьер-министр Маккензи Кинг.

Передовая группа советской военной разведки во главе с полковником Заботиным (в нее входил и шифровальщик Гузенко) прибыла в Канаду 20 июля 1943 года. Светлана Гузенко присоединилась к мужу в октябре.

Николай Иванович Заботин (псевдоним «Грант») служил в Красной армии с 1921 года. По военной специальности артиллерист, окончил военную академию имени М.В. Фрунзе. В главном разведуправлении служил с 1940 года.

Вторая группа военных разведчиков приехала в августе 1943 года, ее возглавлял заместитель резидента по оперативной работе подполковник Петр Семенович Мотинов (псевдоним «Ламонт»), Он служил в Красной армии с 1926 года, тоже окончил академию, командовал полком. В сентябре 1938 года его перевели в разведку.

Королевской комиссии лейтенант Гузенко подробно описал быт и нравы резидентуры военной разведки. Шифровальщик работал на втором этаже посольства в комнате № 12. Там был стол, четыре стула, стальной сейф. Дверь всегда держали на замке. Шифровальные блокноты хранились в опечатанном мешке, который утром получал Гузенко. Ему же вручали для расшифровки телеграммы, поступившие из Центра.

Входящие телеграммы печатались на голубой бумаге, исходящие на розовой. Нумерация телеграмм каждый год начиналась заново – с первого января. Когда полковник Заботин хотел отправить телеграмму в Москву, то вызывал Гузенко. Полковник писал текст от руки. Гузенко его шифровал и перепечатывал на бланке канадской телеграфной службы. Все донесения отправлялись телеграфом в зашифрованном виде.

После окончания работы Гузенко запечатывал мешок с блокнотами личной печатью и сдавал. Оригиналы зашифрованных телеграмм подшивались в дела. Гузенко хранил в своей комнате донесения агентов, отчеты об их работе, дневник полковника Заботина, фиксировавшего встречи с агентами. Сейф Гузенко тоже опечатывал своей печатью. Комбинацию сейфового замка знал он и полковник Заботин.

Время от времени Гузенко спрашивал полковника, какие документы можно уничтожить. Полковник лично помечал каждый документ, после чего Гузенко от них избавлялся. Гузенко же вел два секретных журнала, в одном фиксировал номера входящих и исходящих телеграмм, а в другом прибытие и отправку почты.

Более объемные документы пересылались в Москву дипломатической почтой особым порядком. Документы помещали в большой конверт и ставили пять печатей – в центре и по углам. На лицевой стороне помечалось: «Совершенно секретно. Директору». Этот конверт помещался в другой, который тоже запечатывался пятью печатями, на нем было написано «Личное – секретно». Этот конверт предназначался для секретаря. Второй конверт вкладывался в третий, запечатанный точно так же. На нем писали: «Народный комиссариат внутренних дел. Тов. Новикову. Вскрыть только лично». «Новиков» – это не фамилия реального человека, а указание на то, что конверт предназначен для «дальних соседей» – военной разведки. Возили конверты два вооруженных дипкурьера, если один спал, другой бодрствовал. Почта шла до Москвы от двух недель до месяца – дипкурьеры летели и плыли вокруг всего мира, в военное время дорога иногда занимала до пяти месяцев, поэтому копии держали в сейфе.

Гузенко серьезно приготовился к побегу. Он рассказал королевской КОМИССИИ:

– Примерно полмесяца я просматривал материалы, выбирая наиболее показательные для оперативной работы. Телеграммы, которые я хотел взять с собой, я аккуратно помечал, но так, чтобы полковник Заботин ничего не заметил. Все телеграммы разложены по номерам. Так что когда я решил уйти, я просто за пару минут вытащил те, которые уже отобрал.

Телеграмма из Центра № 11273 от 11 августа 1945 года резиденту Заботину: