Потом вошел опрятный полноватый мужчина лет тридцати, приблизился бесшумным шагом и вопросительно уставился на Якушина.

– Кстати, познакомьтесь, – бросил Сергей Борисович, – наш новый сотрудник, Михаил. Работал в институте археологии, потом в краеведческом музее, теперь у нас. Будет руководить персоналом низового звена. В некотором роде заместитель директора.

– Михаил, – протянул руку мужчина.

Я вежливо привстал, ответил на рукопожатие. Ладошка у работника была мягкой, и сам он зримо напоминал Колобка. Улыбался как-то застенчиво, но в глазах поблескивали ум и сообразительность.

– Не архангел, – вздохнул Якушин, – только учится. Как в песне: сделать хотел грозу, а получил… несколько оплошностей в работе. Надеюсь, впредь он такого не допустит.

– Сергей Борисович, я же объяснял… – упитанные щеки молодого человека заалели, он сглотнул. – Я все понял, Сергей Борисович, больше такого не повторится.

– Заберите эти бумаги. – Якушин захлопнул папку и отдал сотруднику. – И впредь старайтесь не беспокоить по мелочам. Незначительные организационные вопросы вы в состоянии решить самостоятельно. Вам доверена ответственная руководящая должность. Ступайте, Михаил. Когда потребуетесь – пригласим.

Молодой человек, неслышно ступая, удалился, плотно прикрыл дверь. Образовалась Лариса с подносом, расставила чашки, пристроила на столе коробочку с конфетами и тоже испарилась.

– Есть мнение, что нам пора расширять штат, – нарушил молчание Сергей Борисович. – Порой хватаешься за голову, работать некому, впору самому решать проблемы с сантехникой и электрикой, встречать посетителей, водить их по залам, все показывать. Или привлекать вот этого парня, – кивнул он на дверь, – или ту же Незнанскую из Москвы – все равно болтается по музею без всякой общественной пользы. Трое на больничном: у Шмаковой ангина посреди лета, у Войнович синдром раздраженного кишечника, Зелинская Анфиса Павловна тоже до сих пор не выздоровела, вы прекрасно помните, почему. Морозова Галина – на восьмом месяце…

– Беременность – это болезнь? – на всякий случай уточнил я.

– Что? – не понял Якушин. – Ой, да ладно вам…

Пока он отвечал на смс-сообщение, я выпил свой кофе и стал страдать из-за невозможности закурить.

– Я слышал, вы с Варварой Ильиничной собираетесь в отпуск? – мягко спросил Якушин. Я напрягся.

– От кого вы слышали?

– От Варвары Ильиничны. – Якушин улыбнулся, сумрачное лицо его ненадолго осветилось. – Но пока не решили, куда именно. Впрочем, это не важно, лишь бы подальше, и чтобы поездка не была связана с раскопками и саркофагами. Шучу, Никита Андреевич, ни в коем случае не собираюсь посягать на ваши планы, просто прошу проделать перед отпуском небольшую работу. Пока еще не знаю, с чем это связано и связано ли вообще.

Как это знакомо! Сначала включается интуиция, терзают сомнения, переходящие в подозрения, и лишь потом происходят реальные неприятности. Иронизировать бесполезно – ошибочных выводов на моей памяти Сергей Борисович еще не делал.

– Я готов выполнить любую работу, – сказал я, – располагайте мной, как считаете нужным, – и добавил в качестве юмора: – Но только не раскопки и саркофаги…

– Спасибо, Никита Андреевич.

– Ага, готов он выполнить любую работу, – сварливо бросила Варвара. – Он гениальный сыщик, ему помощь не нужна.

– Тогда давайте уверенно смотреть в светлое будущее, – сухо улыбнулся Якушин.

«Будущее не может быть светлым, – мрачно подумал я, – потому что именно в будущем мы склеим ласты».

– Тучи сгущаются, Сергей Борисович?

– Но вихри враждебные пока не веют, – поддержал он шутку. – Варвара Ильинична не даст соврать – начинает происходить что-то странное. Вы ведь тоже чувствуете, Варвара Ильинична? Можете не отвечать, поберегите энергию слов. Все недавно поступившие экспонаты прошли проверку – они вне подозрения. Небольшие неприятности с «закадычными и заклятыми партнерами» из других регионов имеют место, но это другая история. За шлагбаумом, там, где улица Шоссейная обрывается тупиком, несколько дней стоит машина – черный «Шевроле-Камаро», кузов купе, год производства, по уверению наших охранников, примерно 2003–2004-й. Машина мощная, порядка 300 «лошадей», можно сказать, спортивная.

– Ерунда, – буркнул я. – Красная цена в базарный день – 400 тысяч. Машинка неплохая, соглашусь, можно сказать, легенда на колесах, но на фоне того, что ездит по нашим дорогам, особенно ближе к центру – вообще не впечатляет. И с годом выпуска ваши охранники ошиблись. Производство «Камаро» закрыли в 2002 году. Заново открыли только в 2009-м, полностью сменив технологию и внешний вид автомобиля. Машина, уверен, еще из старых.

– Поправка принимается, – кивнул Якушин. – На фоне новомодных джипов и прочих чудес автопрома эта штука в глаза не бросается. Повторяю, она стоит за шлагбаумом уже несколько дней. Иногда уезжает, потом опять появляется и тихо присутствует среди прочих машин. В салоне двое мужчин. Регион – 96-й, это Урал, что ни о чем не говорит, нынче при покупке можно не переоформлять регистрационные знаки. Мужчины средних лет, нормально одеты, делают вид, что их вовсе не интересует то, что происходит за шлагбаумом.

– А что происходит за шлагбаумом? – перебил я. – Разве возбраняется въехать внутрь, посетить крематорий, музей, побродить по Парку Памяти? Для этого не надо представляться, показывать документы, сообщать цель визита.

– Ох, любите вы перебивать, Никита Андреевич, – вздохнул Якушин. – Излагаю по порядку. Возможно, из этой компании кто-то и посещает наши угодья, но делает это на других машинах или даже пешком, нам сие неизвестно. Что касается «Камаро» и его экипажа, то они часто стоят напротив выезда. Иногда мужчины выходят, прогуливаются, курят, общаются по телефону. Там много людей, много машин, и, возможно, они считают, что остаются незамеченными.