В 1118 году Балдуин, первый король Иерусалима, умер. Через три недели вслед за ним в могилу сошел главный представитель Римской церкви в королевстве, патриарх Иерусалима Арнульф. Им на смену пришли граф Эдессы, опытный крестоносец, ставший королем Балдуином II, и Гормон де Пикиньи, энергичный священник родом из знатной семьи с севера Франции. Оба были фигурами грозными, но тем не менее смена власти побудила сельджуков и Фатимидов одновременно начать вторжения на земли христиан, что привело к новому витку военного противостояния. Защита королевства требовала решимости и значительных человеческих ресурсов, и франкам приходилось действовать на пределе возможностей. Историк Фульхерий Шартрский писал об этом так: «Удивительное чудо, что нам удавалось выживать среди многих тысяч [врагов]» [37] .

1119 год выдался тяжелым, как никогда: произошли сразу два ужасных события. Первое несчастье случилось в Святую субботу, 29 марта, и последовало за чудом схождения благодатного огня в храме Гроба Господня. В ходе этого ежегодного ритуала, проводящегося накануне Пасхи, масляная лампада, хранящаяся у скалы, где находится гробница Христа, самопроизвольно вспыхивает; от священного пламени зажигают свечи и лампы верующих, которые собираются в храме, чтобы своими глазами увидеть это чудо. В 1119 году после его свершения 700 пребывавших в экстазе паломников вышли из церкви и направились в пустыню, к реке Иордан, чтобы окунуться в ее воды и возблагодарить Господа. От восточных стен Иерусалима до Иордана было тридцать два километра пути, но паломникам не удалось пройти его до конца. Хронист Альберт Аахенский записал, что, когда они спустились с гор в «безлюдное место» у реки, вдруг «появились сарацины из Тира и Аскалона [эти два города еще находились в руках мусульман], вооруженные и свирепые». Они напали на паломников, «совершенно безоружных», «утомленных многодневной дорогой и ослабленных постом во славу Иисуса». Сражения не было: «кровожадные нечестивцы преследовали их, триста человек зарубили и шестьдесят взяли в плен», – засвидетельствовал Альберт [38] .

Едва услышав об этой резне, Балдуин II отправил войска из Иерусалима, чтобы совершить возмездие. Но было поздно: нападавшие уже вернулись в свои убежища и пересчитывали пленных, радуясь богатой добыче.

А еще через три месяца пришли дурные вести с севера. 28 июня 1119 года в Сармаде, на северо-западе Сирии, большое войско христиан из Антиохийского княжества вступило в бой с армией правителя Алеппо Иль-Гази из династии Артукидов [39] , опытного полководца, хоть и пьяницы. По свидетельству очевидца, сражение происходило во время сильной пыльной бури, подобной «смерчу… который закручивался кверху как огромный кувшин на гончарном круге, зажженный сатанинским огнем».

Погибли сотни христиан. Их предводитель, Рожер Салернский, был «поражен мечом через середину носа прямо в мозг» и умер мгновенно. Вся местность вокруг была усеяна трупами людей и умирающими лошадьми, густо утыканными стрелами [40] . «Конница была уничтожена, пехотинцы порублены на куски, сопровождающие и слуги все взяты в плен», – одобрительно писал арабский историк Ибн аль-Адим [41] . Но это было еще не все. После битвы несколько сотен христианских пленников связали друг с другом и прогнали, мучимых зноем, мимо бочки с водой, из которой им не разрешалось пить. Затем одних забили. С других содрали кожу. Некоторых закидали камнями. Остальных обезглавили [42] . Фульхерий Шартрский подсчитал, что всего было убито семь тысяч христиан, в то время как Иль-Гази потерял лишь двадцать человек [43] . Возможно, Фульхерий преувеличил цифры, но это страшное поражение получило среди франков название «Битва на Кровавом поле» [44] . Оно потрясло не только антиохийцев, но и всех христиан Святой земли. Произошедшие после него события посеяли семена, из которых вскоре взошла идеология тамплиеров.

После битвы нужно было срочно принять меры, чтобы не допустить дальнейших потерь в Антиохии. Иль-Гази уже готовился штурмовать город. По свидетельству Готье, канцлера Антиохии, который почти наверняка участвовал в битве и, скорее всего, попал в плен на Кровавом поле, «франки лишились почти всей военной силы». У Иерусалимского королевства спешно попросили помощи, но было ясно, что придет она не сразу.

В образовавшемся вакууме власти вперед выступил человек по имени Бернард из Валенсии, латинский патриарх Антиохии [45] . Он был одним из высокопоставленных церковников государств крестоносцев. Патриархом Бернард стал в 1100 году, когда франки, завоевавшие Антиохию, изгнали греческого православного патриарха и поставили на его место своего человека, следующего традициям Римской церкви. За эти годы ему нередко доводилось помогать христианским воинам готовиться к сражениям: он проповедовал солдатам и выслушивал исповеди тех, кто проливал кровь в битвах. Но теперь от него требовалось спасать не только души, но и свой город.

«В силу необходимости все зависело от пастыря», – написал канцлер Готье, и это были не просто красивые слова [46] . Пока Иль-Гази собирал свои войска, антиохийский патриарх принял на себя командование обороной города. Он ввел комендантский час и издал указ, согласно которому никто в Антиохии не мог иметь при себе оружие, кроме франков. После этого он позаботился о том, чтобы на каждой оборонительной башне в городе были монахи и священнослужители, а также – в помощь им – горожане из числа христиан. По его настоянию они постоянно молились за «спасение и защиту», а сам он «не переставал… обходить по очереди, ночью и днем, в сопровождении вооруженного духовенства и рыцарей, ворота, валы, башни и стены» [47] .

Он действовал скорее как воин, чем как служитель церкви. И это принесло успех: увидев, что город хорошо защищен, Иль-Гази отказался от штурма. Это позволило Балдуину II собрать войска и перехватить инициативу в кампании. Антиохия была спасена. По словам канцлера Вальтера, «духовные лица… проявили себя как мудрые и решительные воины… и с Божьей помощью защитили город от врага» [48] . Это было только началом.

Представление о том, что служители церкви могут идти в бой не только с молитвой, но и с оружием в руках, едва ли было внове. На протяжении тысячи лет в христианстве существовало противоречие между пацифизмом, явленным жизнью Христа, и воинственностью христианской риторики и Священного Писания [49] . И это же представление естественно проистекало из идей, породивших движение крестоносцев.

На первый взгляд, христианская вера призывала к миру. Иисус предостерегал своих учеников от того, чтобы они прибегали к насилию, и убеждал их убрать оружие даже тогда, когда его брали под стражу в Гефсиманском саду. Он говорил, что «все, взявшие меч, мечом погибнут» [50] . Но не прошло и нескольких десятилетий после его смерти, а святой Павел уже увещевал ефесян облечься «в броню праведности» и «шлем спасения» и взять «меч духовный, который есть Слово Божие» [51] . Да, война Павла была скорее духовной, но термины христианской идеологии были позаимствованы из языка войны настоящей. Идея о том, что жизнь христианина являет собой акт вселенской духовной битвы с дьяволом, доминировала в мировоззрении многих великих религиозных мыслителей, таких как святой Амвросий и блаженный Августин. В этом, вероятно, нет ничего удивительного, учитывая, как часто в первые века после возникновения христианства верующие подвергались физическому насилию и принимали мученическую смерть за веру. В конце концов мученичество само по себе стало вызывать восхищение и превратилось в главную составляющую понятия святости.