– Я, товарищ майор, – ответил тот, немного попятясь, и одновременно пытаясь сделать глоток из кружки.

Я застегнул кобуру и вышел из-за двери. Майор, стоявший на пороге, был довольно улыбчив, круглолиц, да и вообще являлся полной противоположностью тощему угрюмому Аникину. Он протянул мне руку:

– Гудзенко, Павел Трофимович.

Я тоже представился.

– Аникина, вижу, подкармливаешь? Не шибко старайся, – он подмигнул бойцу, – Я ему тут на год харчей оставил.

– Вот как? – удивился я.

– Ага, – подтвердил майор. – Еще с неделю тому.

– Понятно, – я посмотрел на Аникина, но тот сосредоточенно ковырял ложкой на дне своей кружки.

– Ладно, лейтенант, пойдем со мной наверх, посекретничать надо.

Мы поднялись в четырнадцатую.

– Ну как, дело просмотрел?– спросил майор, все также улыбаясь.

– Два тома одолел, – ответил я.– Третий – только начал.

– Ну и как?– спросил Гудзенко.

– Что как?

– Когти рвать отсуда не захотелось?

– Захотелось, – признался я.

– То-то… – сказал Гудзенко и несколько посуровел.– Я, признаться, и сам не очень пока понимаю чего делать–то… Ты уже догадался, куда корни-то уходят?

– Нет, не особенно, – признался я, – но масштаб немыслимый какой-то. Я такого раньше не видел.

– Ты не видел! – почти презрительно хмыкнул Гудзенко, – А я?!

– Когда за Галкой Брежневой дыры на границе латали, я еще на подхвате был! Только старлея получил, как ты вот… И то, скажу я тебе.... Полегче было. Понятнее, что ли… – Он помолчал, вертя в руках коробок спичек, – В общем так… В двух словах расскажу тебе, что к чему.…С одной стороны, знать тебе конечно, много не надо, но с другой, невредно, чтоб ты понимал, куда сунулся. Задание у меня к тебе есть, так что, может, поаккуратнее будешь.

– Так вот, как ты понял, генерал Баранников умер в поезде от инфаркта, но одно из трех его писем все же дошло. Как ты понял, наверное, дошло именно то, которое он мне написал, не напрямую, конечно… Не важно, в общем. Там он как раз упомянул, что написал также официальный рапорт и еще одно письмо своему товарищу – в Генштаб. Понятно, что, ни рапорта, ни вторго письма никто не видел. Ну, по крайней мере, так мне официально заявили на допросах. В четвертом томе есть материал. Я по своим каналам завел дело, сделали аккуратно ревизию, совсем вроде бы по другому поводу, и тогда стало понятно, что генерал только «верхушку айсберга» увидел. Сам ли он помер, или помогли, сказать сложно, все-таки, ему уже около шестидесяти было – не мальчик, да и вся прежняя жизнь была не сахар, вся на нервах, он и прежде на сердце жаловался… Он, видишь ли, сыном полка был в войну, вся семья в голод перемерла. Потом суворовское, и вот так – до генерала дошел.

Интересно другое. Все склады здесь – пустые, куда ни глянь. Личный состав с голоду мрет, из оружия – даже пулеметы с танков свинчены, а тут вдруг, с неделю назад, захватывают десантники девяносто пятого полка душманский склад оружия под Гератом, и что ты думаешь? По номерам проверили – все оружие отсюда, из ЗабВО. Вопросы есть?

– Да вопросов-то много… – ответил я.

– Понимаю, – сказал, закуривая Гудзенко. – У меня и у самого их море. Что мы имеем на сегодня? Командующий ЗабВо и начальник штаба – покончили с собой. Застрелились. Кое-кто пустился в бега: начальник автослужбы округа, например. Ловим. Это – вопрос времени. Кое-кто уже под арестом, но все больше – мелкие сошки. Но сами-то они не могли такую операцию провернуть, даже на уровне окружного командования, сам понимаешь. А это значит…– Гудзенко замолчал и задумался. Затем как бы очнулся от собственных мыслей и продолжил:

– Меня, честно говоря, обнадежило одно обстоятельство. Если бы не это, я бы сам уже, наверное, в бега подался.

– Да ну?

– Угу…– кивнул он, – Понимаешь, я тут, поднял свои связи и пограничников проверил. То же по-тихому, мол, плановая проверка… и там все в порядке оказалось. Понимаешь? А они-то вне подчинения Минобороны. Они же напрямую под КГБ. Так что шанс есть. Надо только силы правильно сбаллансировать, да следить, чтобы информация раньше времени никуда не просочилась. Я поэтому до сих пор один и работал. А теперь ты мне понадобился. Ну, не именно ты, а просто кто-то, кто бы наверняка был бы вне системы. Понимаешь? Я и попросил полковника прислать мне какого-нибудь дознавателя, желательно из Киевского или Ленинградского округа. Тебя и прислали, и вот для чего. Завтра возьмешь мой УАЗик и поедешь в Улан-Удэ. Там сядешь на поезд до Иркутска. Ты откуда сам-то?

– Из Киева.

– Вообще – отлично, – обрадовался Гудзенко. – Можешь прямо в Улан-Удэ – на самолет – и в Киев. Дам я тебе письмо, отдашь его в прокуратуре округа майору Плаксе или подполковнику Кружаеву. Они тебе выпишут командировку в Москву. В Москве позвонишь из любого автомата по номеру, который я тебе дам, и попросишь подполковника Дышлового. Ему скажешь, что привез посылку от дяди Паши. Понял? Именно от дяди Паши! Про майора Гудзенко – вообще забудь.

Я кивнул.

– Дышловой поймет, кто ты и что привез. Лишних вопросов задавать не будет. Встретишься с ним где-нибудь, и передашь то, что я тебе дам. Ну, а если попадешься – вали все на меня, мол знать ничего не знаю, майор приказал привезти в Москву посылку, я и привез. Если поймут, что ты что-то знаешь, то сам понимаешь – пеняй на себя… В общем, не стоит доводить до этого. Баранникова, если что, вспомни… Ничего не знаю – и все тут! – Гудзенко закурил и так задумавшись, стоял, глядя в окно, за которым начал сеяться мелкий унылый дождь. Докурив, он повернулся и сказал:

– Ну, вот и все вроде. Теперь повтори.

Я повторил.

– Хорошо. Завтра в шесть утра будь на выходе из городка. Это метров двести от общаги. Посылка будет в машине. Телефоны запиши сейчас.

Я записал.

– Да, и вот еще. Когда все передашь, ты сюда большене возвращайся. Езжай к себе. И оттуда уже позвонишь. Запиши… Кто ни подойдет к телефону, скажешь: «Передайте дяде Паше большое спасибо за лекарства. Нога у мамы уже не болит». Понял?

– Понял, – ответил я, – а я вам точно больше не понаблюсь? И в Чите меня не хватятся?