Староста напоминал шар на ножках: круглый, румяный, пузатый до безобразия. Он долго закручивал ус, смотря, как я топчусь на крыльце его дома, и слушал плаксивую историю про девочку-дворняжку, потерявшую и мамку, и папку. Настоящих мамы с папой очень не хватало, но я запретила себе вспоминать о них.

– Так-так-так, – только и сказал староста, дослушав.

Я потупила взор и показательно шмыгнула носом.

– Так откуда ты шла, бедняжечка? – и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Понимаю-понимаю, издалека. Времена нынче опасные, а ты такая…

Какая именно такая я не узнала, староста махнул рукой. Смешной он, голосок тоненький, сам вертлявый. Ну, точно, колобок.

– Бродят здесь всякие, – староста отстранился, пропуская меня внутрь чистеньких сеней, – и не хочу даже говорить, кто. Я тебе помогу, деточку. Жилье подыщу, но, сами понимаете, не задарма. Работать готова?

Кивок.

– Готовить научена?

Второй, менее уверенный.

– Может, прясть умеешь али вышивать тесьмой? Вязать? Нет? Заговоры, может, знаешь какие? Тоже нет? Ну, пока на кухню определю, а там посмотрим. Хорошо?

Конечно, хорошо. Даже великолепно. Всё оказалось настолько простым, что я окончательно расслабилась. Через пару минут на стол, куда меня усадили, принесли ароматные кушанья, и хозяин, извинившись, оставил меня за трапезой.

Столовая выглядела великолепно. Изящные резные столы и стулья, на стенах – связки засушенных цветов. Окна были прикрыты ставнями, и я, на радостях, решила их приоткрыть.

Едва я сунулась к окну, как с улицы донесся громогласный, мало похожий на прежний, голос старосты:

– Отправляйся к охотникам. Скажи, что девчонка найдена. Я её придержу.

Моя рука замерла, и я застыла статуей, только бы не выдать себя. Значит, это был обман. Каким-то образом в селе уже осведомлены о моем спасении преступника, и теперь сельчане захотят сдать меня в заботливые руки жутких карателей.

По темечку билось: «Что же делать?!» Я села обратно за стол, стараясь сохранить лицо, уткнулась в тарелку. Ни соленья, ни молодая картошечка больше не лезли в рот.

Староста вернулся и, как ни в чем не бывало, улыбнулся:

– Наелась? Пойдем, кровать покажу. Работать с завтрашнего дня начнешь, а пока отдыхай.

– А можно я с собой еды возьму?

Староста повел плечами – мол, бери что вздумается. Он выдал мне буханку хлеба и повел наверх.

Моя тюрьма была обычным чердаком, где, кроме грубо сколоченной кровати без матраса, стоял ещё платяной шкаф, порядком поистрепавшаяся метелка, табурет и стол.

– Других, увы, нет, – развел староста руками. – Бельишко женушка моя принесет, как воротится. Выходить на улицу не советую, ибо внешние опасности поджидают повсюду.

И лукаво подмигнул.

Что это за опасности, я уточнять не взялась.

Он запер меня на замок. Дверь не поддалась, я подергала. Черт! Куда я вляпалась?! Вчерашняя студентка без каких-либо достижений, а сегодня – пленница в ином мире.

Уткнулась лбом в дверь. Мне конец.

Нет, рано сдаваться! В шкафу пылилась одежда. Чуть великоватые мне штаны из плотной ткани, длинная – до щиколотки – юбка, поеденный молью платок ало-желтой расцветки и две безразмерные льняные рубашки. Под кровать лежал целехонький котелок без ручки, показавшийся мне полезным. Я переоделась в рубаху и юбку, убрала в холщовый мешок, который тоже валялся на чердаке, хлеб, нож и котелок.

Сжевала ломоть хлеба, но небольшой – если я выберусь, моим домом станет лес, и лишней еды не будет. Я не Ричард, мне ни зайца не поймать, ни грибов съедобных не собрать.

В незапертое окно я пялилась минут пять кряду. Метров пять до земли. Шею не сверну, но ноги поломаю. Охраны нет, вообще двор пуст. Только где-то вдалеке мычит корова.

Мешок полетел вниз. Я следующая.

Обошлось. Ноги двигались, а синяк, пока невидимый, но уже растекшийся по левой руке – после неудачного приземления на ту – как-нибудь пройдет. Теперь цель одна: бежать! Да только куда? И как?

В фильмах герои бегут очень даже элегантно: перемахивают через низенькие заборчики, сбивают прохожих, несутся со всех ног. Но я-то не в фильме…

Из-за угла дома просматривалась прямая улочка. Редкие прохожие неторопливо прохаживались по мощеной дороге от рыночной площади и обратно. Эту самую площадь я тоже рассмотрела, оттуда доносились призывы купить шарфы, пряники, кинжалы и прочее барахло.

Если пройти четыре дома, а потом затеряться в толпе, то можно выбраться живой. Я сгорбилась и, склонив лицо к земле, нетвердой походкой направилась вперед. На волосы повязала аляповатый платок, старалась шаркать и не поднимать глаз.