– А это, робята, чей отрок здесь средь вас? – Тимошка вздрогнул, очнулся от громкого спроса Петра Федоровича. – Каких он мест рожак? И пошто не в казацком, а в мужицком платье? Подь сюды ближе, отрок. Я ваш анператор, и не гоже меня бояться. Откель на Яике, сказывай!

Тимошка всхрабрился, проворно подошел и чмокнул опущенную руку государя: от нее пахло конским потом и сырым ремнем – плеть только что держал в руке батюшка-государь.

– Из города Самары я, ваше императорское величество, – бойко ответил Тимошка. – Хочу вписаться на государеву службу.

– Письменный ли ты, отрок? И каково прозвище носишь?

Государь – Тимошка разглядел его теперь вблизи – был долголиц, сухощав, с черной проседью в окладистой бороде. Лицо имел чистое, а на левом виске маленький шрам. Нос с горбинкой. А еще, заметил Тимошка, государь то и дело щурит левый карий глаз и часто им моргает.

– Писать и читать обучен изрядно, государь-батюшка, – ответил Тимошка. – А прозвище от крещения Рукавкин Тимошка, из купеческого сословия.

Государь вновь, словно призывая Тимошку к откровению, моргнул левым глазом.

– По обиде ли на кого ко мне явился, аль по вере в то, что я истинный анператор, ась?

Тимошка смутился, но глаза не опустил, сказал честно:

– Были сомнения, государь-батюшка, да по рассказам вашего теперь казака дяди Маркела Оприкина уверовал в истинность вашего императорского величества. А пристал вам служить да себе ратную славу добыть.

От Чагана вновь бухнули пушки, у моста закопошились солдаты. Со стороны земляного кремля через другой мост выступил еще один отряд, в основном из казаков.

– Вона что удумал полковник Симонов – атаковать нас с двух сторон. Погоди трохи, полковничек, зараз и мы изготовимся. Ванюшка! Почиталин, иде ты?

– Здесь я, ваше императорское величество! – отозвался звонкоголосый молодой казак, почти ровесник Тимошке. Он подъехал к Петру Федоровичу, сорвал с кудрявой головы каракулевый малахай, мазнул левой рукой под носом, где чуть приметно пробивалась первая юношеская поросль, отдаленный пока что намек на будущую казацкую доблесть – усы и бороду.

– Возьми его, Ванюшка, к себе. Да погодь трохи… Зараз бой проведем, а опосля я манифест тебе задиктую. Будем писать к киргиз-кайсацкому хану Нурали. Он мне большой друг, и нам его добрая подмога сгодится воевать с питерскими енералами. Теперь ступайте, да будьте недалече, кликну.

Петр Федорович зорко следил за движением второго отряда через Чаган; солдаты бережно катили три пушки по бревенчатому мосту, удерживая на телегах прыгающие зарядные ящики.

– Хитрый народ енти питерские енералы да полковники, что и баить! Однако, робята, хитрее телка они не будут! Хан Нурали, – эти слова Петр Федорович кричал громко, чтобы все казаки знали, – целовал крест мне на верность! Пошлю ему указ, и он придет мне в подмогу со своими полками!

Иван Почиталин дал знак Тимошке сесть в седло и отъехать прочь с глаз Петра Федоровича: государю надобно о баталии озаботиться, потому как и майор Наумов, вкупе со вторым отрядом, вид начал показывать весьма решительный, что готов ударить в штыки.

– Кто ведет вторую колонну? Какого звания ахвицер? – громко спросил государь, не оборачиваясь к своим сподвижникам.

Антон Витошнов вгляделся, без особого труда опознал офицера.

– Ваше императорское величество, вторую колонну вывел на сражение капитан Андрей Прохорович Крылов [1] .

– Ну ин быть этому бычку на веревочке! – сурово вымолвил Петр Федорович. – Висеть ему рядышком с полковником Симоновым! Таперича слухай мою волю: как удалятся казаки от пушек, берите их, детушки, в пики да в сабли! С богом!

Андрей Овчинников, один из первых атаманов Петра Федоровича, и Андрей Витошнов отобрали добрую половину казаков при государе и начали их выстраивать для атаки отряда капитана Крылова.

– Ах, каналья! – неожиданно сорвалась с языка Петра Федоровича мужицкая брань. – Ну ин Бог ему судья: дураков и в алтаре бьют! Пущай поберегется теперь от моего праведного гнева!

Понятно было беспокойство государя: Крылов не рискнул бросить свою конницу в сабельную атаку, остановился, дал знак изготовить пушки к стрельбе бомбами по взгорку, где мелькал белый конь под богато одетым всадником.

Но тут случилось неожиданное: более половины казаков из отряда капитана Крылова, рассыпавшись просторно по полю и потому став практически неуязвимыми для пушечной стрельбы, кинулись к лагерю Петра Федоровича, делая отчаянные знаки не стрелять по ним из ружей.

Пушки от реки Чагана ударили бомбами, а Маркел Опоркин в ответ громко засмеялся: