– - Я говорю тебе правду, -- сказала Патриция.
– - Ты же знаешь, что мне сейчас нужно быть в Мюнхене, но я сейчас здесь, где пляж -- целый мир.

– - Как это пляж может быть целым миром?
– - едва заметно улыбнулся он.

– - Когда я с тобой, это для меня -- целый мир.

– - А что во мне такого интересного?

– - Мне нравятся твои мысли, твое тело, нравится, как ты реагируешь на все. Как ты злишься на меня, -- попыталась объяснить Патриция. И уткнулась ему головой в грудь.
– - Мне было так плохо!

– - Я неправильно сделал, что уехал вчера?

– - Не знаю. Но мы с тобой по-прежнему любим друг друга?
– - с надеждой спросила она.
– - Или, может быть, нет?
– - добавила она со страхом.

– - Сними рубашку, -- неожиданно сказал он.

– - Что?
– - удивилась она.

– - Сними, -- повторил он, снял через голову свой свитер и посмотрел прямо ей в глаза.

Она с готовностью расстегнула пуговицы и, не отрывая глаз от него, медленно стала снимать рубашку. Неожиданно снова накинула и запахнула.

– - Что-нибудь не так?
– - спросил он.

– - А ты не хочешь сам меня раздеть?

Он отрицательно помотал головой.

Она сняла рубашку и выпятила вперед свою красивую грудь.

– - А теперь что?
– - спросила Патриция.

– - А теперь, -- сказал Том, -- прикоснись пальцами к груди.

– - Зачем?

– - Потому что я тебя прошу, -- серьезно ответил он.

Она повиновалась.

– - Так?

– - Да. Теперь погладь их.

Он внимательно смотрел на нее.

– - Ты ведь не в первый раз так делаешь?
– - наконец сказал он.

– - Конечно нет, -- улыбнулась она.
– - А что такое?

– - А теперь скажи мне, что ты сейчас чувствуешь?

– - Мне тепло, хорошо...

– - Зажми соски пальцами.

Она сжала, как он попросил.

– - Тебя это возбуждает?

– - Да.

– - Ты, наверно, часто это делаешь, -- он подался к ней.

– - Иногда.

Она почувствовала, чего он хочет и легла на спину. Он расстегнул молнию на ее джинсах. Она сама потянулась туда рукой, догадываясь, о его невысказанном желании, чтобы она поласкала себя и там. Ей было хорошо с Томом, она была готова выполнять любые его просьбы.

Он нежно гладил икру ее ноги, обтянутую материей брюк.

– - Ну поцелуй же меня, -- попросила Патриция нетерпеливо.

– - Нет, -- твердо ответил он и добавил чуть мягче: -- Еще нет.

– - Почему? Тебя это нисколько не заводит?
– - Она нежно гладила рукой его плечо.

Он наклонился и поцеловал ее в живот, потом поцеловал бугорочек груди. Она застонала.

Он поднял голову и посмотрел на нее.

– - Ты для других это тоже делаешь?

– - Для каких других?

– - С которыми спишь.

– - Ты про что?
– - не поняла она.

– - Вот эти туристы, которых ты подцепила... Этот галантерейщик...

Она резко села, оттолкнув его.

– - По-твоему, я шлюха, что ли?

Он натянул свитер.

– - Шлюха, не шлюха... Ну, в общем, если бы я захотел спать с профессионалкой, я бы обратился к профессионалке.

– - Это мое дело!
– - возмущенно воскликнула она.

– - Если это твое дело, -- Том встал и поднял свой свитер, -- то и делай, что тебе нравится! Одевайся, я тебя отвезу на материк!
– - Он пошел не спеша и не оглядываясь в сторону причала. Злость вновь овладела им, затуманив рассудок.

– - Зачем ты берешь на себя такие хлопоты -- ты такой занятой, -- съязвила она. И поняла, что он уходит навсегда. Слезы навернулись на глазах, но она последним усилием загнала их обратно.

– - Том!!!
– - сделала она последнюю отчаянную попытку остановить его.

Он обернулся. По выражению его лица она поняла, что он настроен решительно и сейчас его не остановишь.

– - Какой у тебя номер телефона?
– - спросила она.

– - Найдешь в справочнике, -- раздраженно сказал он и быстрым шагом пошел прочь. Внутри у него все кипело, ему необходимо было обдумать все в одиночестве.

– - Том, ты дурак!
– - уже не сдерживая слез, бросила она ему вслед.

Вот и все. Мы разбиты. Железа гроза

Смертью все искупила.

Вместо тебя мне закроет глаза

Ночь при Фермопилах.

Патриция застегнула джинсы, надела рубашку, взяла свою сумку и двинулась по берегу в противоположном направлении.

Все равно куда. ГЛАВА СЕДЬМАЯ.

Патриция вышла к развалинам древнего эллинского храма. Руины, казалось, дышали историей, навевая мысли о бренности и сиюминутности всего сущего.