17 января части РККА под Саллой отступят на два десятка километров.

20 января Черчилль предложит ряду стран вступить в антигитлеровскую коалицию и осудит СССР за вторжение в Финляндию.

Товарищ Сталин. Это события ближайших недель. Я обладаю информацией в гораздо большем объёме и готов предоставить её в распоряжение Советского правительства и Ваше.

С уважением. Доценко Е.Г.

2 января 1940 г.

Я вложил письмо в конверт, вместо адреса указал «Москва. Кремль. Лично товарищу Сталину» (блин, на деревню дедушке). Не одеваясь, вышел на улицу и опустил его в почтовый ящик на углу. Остаётся ждать, когда за мной придут. А пока хватит, я иду спать. И до утра пусть всё катится к чёрту и не отсвечивает. Хох, я всё сказал.

Проснулся я ближе к девяти. Точнее, подскочил в шесть, подумал и опять уснул. Встал уже в девять «с копейками», выполнил комплекс упражнений, сходил, умылся и отправился в город. Счастье, что я не люблю завтракать, потому как столовая уже закрыта и до 12 я туда не попаду. А денег «на поесть» у меня нет. Вот с такими радужными мыслями я и догулял до Арбата. До старого Арбата. Это не та улочка с ларьками, лотками и толпой, ниже Нового Арбата, которую я помнил по своему времени. Это – АРБАТ!

Здесь могут писаться стихи о любви и дружбе, о счастье и свете. Самое смешное, что, вообще-то, дома выдержаны в пепельно-серой гамме, и откуда у меня это ощущение, я сказать не могу. Наверное, благодаря песням Окуджавы. И, кстати, магазинчиков тут полно и сейчас. Один из них привлёк моё внимание. Небольшой, он практически весь просматривался с улицы. «Антиквариат» – это подойдёт, может, удастся что-то получить за «счастливую» монету. Я толкнул дверь и зашёл.

Нет, те, кто говорит, что в 40-е все жили плохо или очень плохо, ни фига не видели. Около 11 часов утра рабочего дня (хотя, может, и тут 2 января выходной, не знаю) народу в магазине было валом. Кто-то что-то смотрел, кто-то платил, кто-то сдавал вещь в продажу – жизнь била ключом. Справа за стойкой неторопливо суетился невысокий горбоносый человек. И продавцы, и посетители обращались к нему с пиететом, значит, товарищ был серьёзный. К нему я и подошёл.

– Извините, вы не могли бы мне подсказать…

– Слушаю вас, молодой человек, – работник прилавка просканировал меня не хуже опера из УГРО.

– Вы не скажете, старинными монетами тоже вы занимаетесь или это специальные магазины?

– Ну, смотря какими монетами. Может, и заинтересуемся…

– Она, по-моему, серебряная. С одной стороны – «10 злотых». А с другой – портрет, написано Александр I, год 1827.

А глазки-то загорелись у работника советской торговли, кажется, всё будет как надо.

– А простите, монета у вас собой? – спросил продавец, стараясь выглядеть равнодушным.

– Нет. Я в Москве проездом. Да и начал неудачно, вещи у меня увели на вокзале. Что осталось, храню у знакомых.

– Знаете что, молодой человек. Сейчас людей много, уделить вам достаточно времени я не могу. Приходите часиков в пять, вечером. Приносите монету, я осмотрю и решим, что можно за неё получить.

Мне это было на руку, тем более время шло к полудню, и надо было сходить на вокзал. Где я и был в 12.15. Пробыл минут 10, не больше. Сказал Сидору Григорьевичу, где и как устроился, поделился ощущениями от столицы и узнал, что по моему делу пока ничего. Хотя пару человек взяли и сейчас обрабатывают. Так что живите, гуляйте и будьте бдительны. Вот так. И я пошёл в гостиницу обедать и греться. Обед, хоть и не блистал разнообразием, был сытным. А несколько стаканов чая прогнали холод из костей, где он собрался было обосноваться надолго.

Около четырёх, закончив необходимые приготовления, я отправился к антиквару. На улицах было уже темно, горели фонари. Холод почти полностью разогнал прохожих. Когда я был метрах в 50 от входа, из легковушки, стоявшей перед магазином, вылезли двое. Один в длинном кожаном пальто и военной фуражке, правую руку держал в кармане, а в левой сжимал пару перчаток. Второй был невысокий, кряжистый, одетый в зимнее полупальто и странную кепку с меховыми ушами. У этого в карманах были обе руки. Ещё один остался сидеть в машине.

Первые двое поднялись по ступеням и вошли в магазин. Через минуту я зашёл следом. Человек в кожаном пальто оказался обладателем холёного лица и холодных серых глаз. Эдакий барин. Зато лицо второго будто вырубили из суковатого чурбака тупым топором. Когда я вошёл, «барин» стоял возле кассы, а «чурбак» почти посередине торгового зала. Кроме кассирши, в магазине был только «мой» продавец, к нему я и пошёл. Спокойствие последних суток сыграло злую шутку: я расслабился. Зато эта парочка даже и не напрягалась. Я был за спиной у «чурбака», когда у него в руках оказались два «нагана», а «барин» сказал тихо и жестко:

– Никому не двигаться. Будете слушать меня – останетесь живы.

Его правая рука была по-прежнему в кармане. Приехали, блин. До «чурбака» один шаг. Я влёгкую его нейтрализую, но их-то двое. И, зуб даю, у «барина» тоже «волына» есть. Кроме того, я уже вошёл в боевое состояние и понял, что «чурбак» на взводе, и держит его только приказ «барина». Иначе он бы уже палил во всё, что движется. Выключать нужно было обоих сразу. Застывшее время было запущено звуком открывающейся двери и женским вскриком.