Капли воды и листья с пожелтевшими краями падали с деревьев, когда я проходил под ними. Птицы пели чисто и весело, приветствуя неожиданную передышку. Солнце грело все сильнее, капли воды сверкали в его лучах, от земли поднимался тяжелый влажный запах. Несмотря на мое смятение, красота дня тронула меня.

Дожди дочиста отмыли город. Я оказался на рынке, в самой гуще нетерпеливой толпы. Повсюду люди спешили сделать покупки и отнести их домой до того, как снова разбушуется ураган. Приветливая суета и дружелюбная болтовня не соответствовали моему плохому настроению, и я свирепо озирался по сторонам, пока на глаза мне не попался яркий алый плащ с капюшоном. Сердце дрогнуло в моей груди. В замке Молли носила подобающие прислуге синие платья, но, приходя на рынок, она по-прежнему надевала свой старый красный плащ. Без сомнения, Пейшенс послала ее с поручениями, воспользовавшись недолгим улучшением погоды. Я незаметно следил за тем, как она перебирала пакетики ароматизированного чая из Халцедонового Края. Я восхищался ее твердым подбородком, когда она торговалась с хозяином. На душе у меня неожиданно полегчало.

У меня в кармане были деньги — мое корабельное жалованье. На них я купил четыре сладких яблока, две булочки с коринкой, бутылку вина и немного наперченного мяса. Я купил также веревочную сумку, чтобы нести все это, и плотное шерстяное одеяло. Красное. Мне потребовались все тайные искусства, которым когда-либо учил меня Чейд, чтобы сделать все эти покупки и не упустить Молли, оставаясь при этом незамеченным. Еще труднее было скрытно следовать за ней, когда она пошла к шляпнику купить шелковую ленту и потом начала подниматься к замку.

У одного поворота дороги, закрытого деревьями, я догнал Молли. Она ахнула, когда я бесшумно подошел к ней сзади, поднял на руки и закружил. Потом я поставил ее на ноги и крепко поцеловал. Не могу сказать, почему испытал совершенно особое чувство, целуя ее под ярким солнцем и на свежем воздухе. Знаю только, что все горести внезапно покинули меня.

Я церемонно поклонился ей.

— Не согласится ли моя леди принять участие в краткой трапезе?

— О, мы не можем, — ответила она, но глаза ее радостно заблестели. — Нас увидят.

Я устроил целое представление, демонстративно озираясь вокруг, потом схватил ее за руку и утащил подальше от дороги. В этом месте деревьев было не много. Я провел ее через мокрые заросли, мимо поваленного бревна и полянки с кустиками медвежьей ягоды, цеплявшимися за наши ноги. Выйдя на край скалы над рокочущим океаном, мы, словно дети, слезли по каменному склону, чтобы попасть на маленький песчаный пляж.

В этом укромном уголке бухты была навалена груда плавника. Нависающие скалы сохранили почти сухим это пятнышко песка и глинистого сланца, но не преграждали путь солнечным лучам. Солнце теперь излучало неожиданное тепло. Молли взяла у меня еду и одеяло и велела принести дров. Однако ей, а не мне удалось в конце концов разжечь сырое дерево. От соли пламя было зеленовато-синим, и тепла было достаточно, чтобы мы оба могли снять плащи и капюшоны. Было так хорошо сидеть и смотреть на нее под открытым небом, когда ее волосы блестели под ярким солнцем, а щеки порозовели от ветра. Было так хорошо громко смеяться и смешивать наши голоса с криками чаек без страха разбудить кого-нибудь. Мы пили вино прямо из бутылки и ели руками, а потом мыли липкие руки у края прибоя.

Некоторое время мы шарили среди камней и плавника, отыскивая выброшенные бурей сокровища. Впервые с тех пор, как вернулся с гор, я чувствовал себя самим собой, и Молли тоже была похожа на веселую девочку из моего детства. Волосы ее растрепались и развевались на ветру. Она поскользнулась, когда я гнался за ней, и упала в оставленную приливом лужу. Мы вернулись к одеялу, где она сняла туфли и чулки, чтобы высушить их у огня. Потом Молли растянулась на одеяле.

Внезапно мне показалось, что стало очень жарко и вполне можно раздеться.

Молли не так была в этом уверена, как я.

— Под этим одеялом столько же камней, сколько песка. У меня нет ни малейшего желания возвращаться в замок с синяками на спине!

Я наклонился над ней и поцеловал ее.

— Разве я этого не стою? — настойчиво спросил я.

— Ты? Конечно нет! — Она внезапно толкнула меня, и я упал на спину. И тогда она смело прыгнула на меня, — зато я — стою.

От бешеных искр в ее глазах у меня перехватило дыхание. Я обнаружил, что она была права — и относительно камней, и относительно платы за синяки. Я никогда не видел ничего более прекрасного, чем синее небо и золотое солнце, просвечивающее через каскад ее волос у моего лица. Потом мы дремали, вдыхая ароматный прохладный воздух. Наконец она села, дрожа, и стала натягивать на себя одежду. Я с сожалением смотрел, как она зашнуровывает блузку. Темнота и слабый свет свечей слишком многое скрыли от меня. Она взглянула на мое ошеломленное лицо, показала язык и замерла. Мои волосы растрепались. Она пригладила их и обернула мой лоб полой своего красного плаща.

— Из тебя бы получилась смешная девушка.

Я фыркнул.

— Я и как мужчина не намного лучше.

Она казалась оскорбленной.

— Ты не урод. — Она задумчиво провела пальцами по мышцам на моей груди. — На днях в банях говорили, ты — лучшее, что вышло из конюшен после Баррича. Я думаю, дело в твоих волосах. Они не такие жесткие, как у большинства баккипских мужчин. — Она играла прядью моих волос.

— Баррич! — фыркнул я. — Не будешь же ты утверждать, что его любят женщины?

Она подняла бровь:

— Почему бы и нет? Он очень хорошо сложен, всегда опрятен и манеры у него хорошие.

Меня кольнула ревность. Сам того не желая, я рассказал Молли о планах короля относительно меня и Целерити. До меня не доходило, что я настоящий идиот, пока теплая слезинка не поползла по моей шее.

— Молли? — удивился я и сел, чтобы посмотреть на нее. — Что случилось?

— Что случилось? — При этих словах голос ее дрогнул. Она со всхлипом вздохнула: — Ты лежишь рядом со мной, рассказываешь мне, что обещан другой, а потом спрашиваешь меня, что случилось?