Контакты с грамотными народами стимулировали тюрок, и они быстро научились писать. Возможно, китайские идеограммы были за пределами их необходимости и возможностей, но они позаимствовали своего рода рунический алфавит у некоего иранского сообщества в Центральной Азии, возможно у согдийцев. Согдийцы – ираноговорящие зороастрийцы, жившие в Трансоксиане. Они создали торговые колонии в долине Чу и, если верить Пеллио, на востоке до самого Лобнора. Профессор Э. Пуллейбланк приводит свидетельства их присутствия в Монголии в дни тюркского господства там. Надписи вырезались на прочных камнях нанятыми китайскими ремесленниками. В надписях фиксировались деяния выдающихся каганов и их советников. Заметим, что каганы четко обозначали границы своих завоеваний: «Я лишь немного не дошел до Тибета», предостерегали свой народ против китайцев, «которые говорят гладко, словно льется молоко», и требовали, чтобы люди избегали ловушек и соблазнов цивилизованной городской жизни. В одной из надписей сказано: «О, тюркский народ, для вас будет смерть, если вы скажете, давайте устроимся на юге, не в лесах, а на равнине». Эти надгробные плиты, более скромные и реалистичные, чем обычно бывают подобные памятники, были найдены на берегах рек Орхон, Енисей и в других местах в Монголии. Они дают нам самые древние известные примеры тюркского языка. Енисейские надписи, короткие и без дат, были обнаружены в 1721 году на территории современных Хакасии и Тувы. Великие Орхонские стелы, раскопанные в 1889 году, состоят из трех датированных памятников Бильге-кагану, его брату, отчиму и Тоньюкуку. Онгинский камень, найденный в 1891 году у притока реки Онгин, был поставлен в 723–724 годах безымянным сыном, пожелавшим увековечить память безымянного отца. С этого времени азиатские кочевники перестали быть полностью неграмотными, и искусство письма начало медленно проникать на обширные пространства между Китаем и Персией.

При тюркском правлении в Азии была принята не только письменность, но и новая система летоисчисления. В некоем неведомом месте и в неизвестное время, возможно в начале христианской эры, возник лунно-солнечный календарь, основанный на двенадцатилетнем цикле. В нем каждый год назывался по названию животного (мышь или крыса, бык, тигр или пантера, заяц, дракон или крокодил, змея, лошадь, овца или коза, обезьяна, курица, собака, свинья или кабан), всегда в одном и том же порядке. Известно, что в VI веке он использовался в Китае. Некоторые авторы склонны считать его изобретением кочевников, а не китайцев. Его изобретение приписывается аварам, индийцам и тибетцам. Самый ранний пример его использования можно видеть в письме, написанном в 564 году регенту Северной Чжоу его матерью. Та напомнила сыну, что он родился в год Змеи, а его братья – в годы Крысы и Зайца соответственно. Тюрки его тоже приняли, пример можно найти в Орхонской надписи. «В год Собаки, десятую луну, двадцать шестой день, мой отец каган покинул этот мир». Вместе с распространением тюркской власти календарь распространился на запад, за Алтай к Уралу.

Поскольку тюрки создали величайшую азиатскую империю раньше, чем это сделали монголы, сравнение между этими двумя великими агломерациями власти кочевников может оказаться весьма полезным. Они обе поднялись очень быстро, воспользовавшись преимуществами, которые им давали беспорядки у соседей и врагов. В обоих случаях Китай был слаб и раздроблен. Тюрки использовали вражду между Византией и Персией, монголы – политическую анархию на Руси и конфликт между хорезмским шахом и халифом. И те и другие стремились к всемирной монархии. Заявлению Истеми византийскому послу Земарху о том, что тюрки получили мандат свыше на завоевание всего мира, вторит письмо великого хана Гуюка Иннокентию IV (1246), где сказано, что, являясь наместником Бога, он имеет право претендовать на мировое господство. Кстати, еще Аттила мнил себя всеобщим правителем. И тюрки, и монголы доказали, что армия легкой кавалерии, хорошо обученных конных лучников, может легко одержать верх над плохо оснащенными и недисциплинированными крестьянами, временными солдатами, набранными с ферм. Именно они долгое время составляли оборонительные силы цивилизованных государств. Но на этом сравнение заканчивается. Невозможно отрицать, что достижения монголов были намного внушительнее. Какими бы ни были достоинства Бумина, он – смутная фигура, во всем уступавшая могущественному Чингисхану. Ни один тюркский каган не достиг калибра Угэдэя, Гуюка, Мунке или Хубилая. Хотя тюрки часто совершали набеги на Китай, Трансоксиану и Крым, они ни разу не подчинили себе цивилизованную страну, а монголы навязали свое иго Китаю и Персии и правили от Сирии до Кореи и от России до Аннама (Вьетнама). Тюрки беспокоили, не нанося серьезного ущерба государствам, с которыми имели дело. Монголы потрясли мир. Они громили империи, стирали с лица земли города и убили больше людей, чем любые завоеватели до них. Ранние тюрки не были особенно жестокими, и их экспансия не сопровождалась ужасными бойнями, которые устраивали монголы. Их операции обычно ограничивались открытыми степными пространствами, и они редко захватывали города. Монголы, судя по всему, намеренно взяли на вооружение политику террора, чтобы заставлять укрепленные города сдаваться.

Распад империи тюрков отделяет от подъема империи Чингисхана период в четыре с половиной века, во время которого ни одно из племен и ни одна из конфедераций не господствовали в степи. Этот период характеризовался местным и временным господством уйгуров в Монголии, их вытеснением в бассейн Тарима, откуда их влияние глубоко проникло в тюрко-монгольский мир, беспорядками в Китае после падения империи Тан (907) и разделением империи на враждующие территории тангутов, хитанов, Цзинь и Сун. Также в этот период шло распространение ислама на земли западных тюрок, имел место крах арабо-персидского барьера против тюркской экспансии после свержения династии Саманидов в 999 году и вход каракитаев (черных киданей) в мусульманскую Трансоксиану, что стало предвестником вторжения язычников-монголов в те же регионы веком позже.

Уйгуры – говорят, что их название означает «объединяться, держаться вместе», – в 744 году заменили восточных тюрок в Монголии. Их каган жил в Орду-Балыке (лагерном городе), в верхнем течении Орхона, возле места обитания древних хунну и будущего Каракорума монголов. Он был преданным союзником и другом Тан, и это обстоятельство привело к его обращению, вместе со своим народом, в веру Мани. Об этом говорится в надписи на трех языках – китайском, тюркском и согдийском – на стеле, установленной в его столице около 820 года. Когда вспыхнуло восстание в городе Лоян, в провинции Хэнань, император Тан потребовал помощи своего вассала, который уже помогал ему против тибетцев. Армия уйгуров вместе с императорской армией овладела непокорным городом (757). Каган был награжден почетными титулами и отрезами шелка, однако восстание возобновилось, и новый каган после недолгих колебаний снова направился к Лояну, который опять был взят и разграблен (762). В этом городе он познакомился с манихейскими миссионерами. Он внимательно и с симпатией выслушал их рассказы о своей вере, после чего увез их с собой в Монголию, и данный ему титул «порождение Мани», указанный в надписи, свидетельствует о его приверженности синкретической религии Ирака. Уйгуры были первыми тюрками, принявшими религию цивилизованного мира. Манихейские священнослужители приобрели большое влияние в советах, и китайские анналисты утверждают, что каганы не принимали никаких решений, не проконсультировавшись с ними.

Распространение манихейской веры в сердце Азии – странная глава в истории организованной религии. Пророк Мани после долгой деятельности в Персии и Индии в 276 году умер в тюрьме на шестидесятом году жизни. Он был помещен туда сасанидским шахом и священнослужителями-зороастрийцами. Однако его учение быстро распространилось на восток и запад. Его дуалистическая теология, которая приписывает одинаковую силу и статус во вселенной хорошему и плохому божеству, могла удовлетворить умы тех, кому было трудно примирить существование всесильного Творца и многообразного зла. Кроме того, культ света, позаимствованный у гностиков, легко сливался у азиатских пастухов с культом Тенгри, их особого божества неба. В месте своего зарождения распространение этой привлекательной и многогранной религии сдерживалось упорным сопротивлением трех ее противников. Зороастрийская государственная церковь Персии стремилась сокрушить опасную ересь, угрожавшую власти и привилегиям своих жрецов. Христиане после победы в Римской империи во время правления Константина использовали гражданскую власть, чтобы подавить веру, которая считала Иисуса пантеистическим сиянием (порождением) света. В VII веке, когда ислам распространился на востоке, мусульмане отказали последователям Мани в терпимости, которую они проявляли к христианам и иудеям, и безжалостные преследования вытеснили их на восток за границы халифата вдоль торговых путей Центральной Азии в провинции и города более терпимого Китая.

Центральная Азия при Чингисхане

Когда уйгуры приняли религию Мани, они поднялись над варварским уровнем тюркского племени. Манихейские писания – любопытная смесь молитв, пророчеств, трактатов и эпистол – были составлены на арамейском или сирийском языке. Те же документы использовались, чтобы облечь в письменную форму уйгурский диалект. От древних рун орхонских надписей окончательно отказались, и возникла тюркская литература, фрагменты которой были обнаружены в процессе раскопок начала прошлого века в засыпанных песком руинах Турфана. Документы создавались на шелке, коже и бумаге, используя красивую каллиграфию. Книги иллюстрировались и тщательно переплетались. Обучение простого народа шло при посредстве искусства. На фресках изображались священнослужители в белых одеждах, священное дерево и даже сам пророк Мани. Обращенные в новую веру каганы использовали свою дружбу с Китаем, чтобы побудить суверенов Тан разрешить проповеди новой веры и возведение храмов в основных городах империи. Следы манихейства были обнаружены в провинции Фуцзянь в XVII веке. Об истории китайского манихейства писали многие. Община, которую Марко Поло обнаружил в провинции Цзайтунь и никто не мог понять, по каким законам там жили люди, несомненно, была манихейской.

Возможно, уйгуры стали грамотными людьми и даже начали обрабатывать землю. Представляется, что они отказались от чисто пастушеской жизни именно под влиянием новой религии, поскольку Мани требовал, чтобы избранные жили на фруктах и соках. Правда, остальным разрешалось потреблять мясо. При этом уйгуры не стали сильнее и в 840 году были изгнаны из своих монгольских поселений киргизами, примитивной расой сибирских тюрок из долины Енисея. Мигрируя в южном направлении, одна группа примерно в 860 году вошла в Западный Ганьсу и осталась там до тех пор, пока провинцию не завоевали тангуты в 1028 году. Более крупные и удачливые группы поселились в оазисах к северу от реки Тарим. Их главные колонии китайцы называли Као-чан, а тюрки – Хотчо. Археолог Альберт фон Лекок при раскопках в районе Хотчо обнаружил богатейшую коллекцию манихейских манускриптов и фресок. Некоторые из тюркских писаний были выполнены древним орхонским руническим письмом. Они располагались примерно в 30 километрах от современного Турфана. Бешбалык (Пять городов) являлся бывшим китайским административным центром. Китайцы, завоевав в конце VII века территорию, в 702 году разделили его на административные районы и гарнизоны, один из которых получил впоследствии тюркское название Бешбалык. Он имел большое значение до XIV века, но впоследствии пришел в упадок; русские раскопали его в 1908 году. В 791 году попал в руки тибетцев. Потом его завоевало тюркское племя, правители которого носили титул идикут (идыкут) – святое величество. Представляется, что уйгурские принцы называли себя и каган, и идикут. В тех местах до сих пор есть место, которое носит название Идикут-Шари – город идикута. И город, и титул были аннексированы уйгурами. Этот район остался центром уйгурской власти до дней Чингисхана. В руинах вокруг Турфана откопали удивительное количество изображений и манускриптов. Большинство из них датированы IX и X веками и указывают на присутствие в регионе не только манихейцев, но также буддистов и несториан. Китайский посол Вэн Ен-те, путешествовавший по царству уйгуров в 982 году, составил благожелательное, даже лестное впечатление об их богатстве и благосостоянии. Он писал, что люди там честные и умные, знакомые с обработкой металлов, бедных кормят за счет общества. В библиотеках много китайских книг. Там пятьдесят буддистских монастырей и храм Мани с «персидскими священнослужителями». Люди доживают до глубокой старости. Уйгуры, захватив контроль над большим участком Шелкового пути, существенно обогатились, да и уровень их культуры тоже повысился. Манихейцы познакомили их с мирными искусствами; представители других вер, к которым уйгуры проявляли доброжелательную терпимость, тоже внесли свой вклад. В итоге уйгурская литература обогатилась переводами молитв и проповедей и такими произведениями, как жизнеописание Сюаньцзана, прославленного буддистского паломника VII века. Сюаньцзан прошел через Турфан в 630 году на пути в Индию. В конце концов эти грамотные тюрки стали образовательными и воспитательными факторами тюрко-монгольского мира.