Рза как раз укреплял кумач на стене за «Воином-победителем». Оглянувшись на посапывающего Калягина – тот дырявил его глазами, – мастер сплюнул на ладонь гвоздики, чтобы удобнее было говорить.

– Что вы на меня как на мертвеца смотрите? – шутливым тоном вопросил он.

– Ну… вы ж того, – заспотыкался на словах археолог. – То есть в Скважинку, как я понимаю. Я, вообще-то, вот о чём хочу вас спросить… – Калягин перекосился набок и сквозь брючину почесал свою деревяшку. – Спросить, попросить… не знаю.

– Я догадываюсь, – ответил Рза. – Вы про этих, тех, что «по пуп мохнатые…» Как там дальше? «Линные, на темени рот имеющие». Про сихиртя, правильно я вас понял? Не отыщется ли на Скважинке вход в их тёмное царство? Не отыщется, уверяю вас, Виктор Львович. Там же лагерь, какие там, к чёрту, «линные», извините за грубое выражение.

Осторожно, чтобы не попортить материю, Рза вогнал киянкой в стену гвоздочек. Археолог скрёб деревяшкой пол.

– Там рудник и старые шахты, – говорил он с ртутью в глазах. – Там святилище, ненцы верят, там, на Скважинке, сообщаются две земли – наша и их предков, сихиртя. Мне, как археологу, очень было бы интересно…

– Виктор Львович… – Рза вогнал ещё один гвоздь.

– Да, конечно, лагерь, я понимаю. Только вдруг вы что-то узнаете. Или сами что увидите невзначай.

– «Невзначай» в таких местах не бывает. И не пустят меня в эти ваши старые шахты. Если только не поменяю профессию.

– Тьфу на вас, Степан Дмитриевич, – «не поменяю». С этими вещами не шутят. Да, а как там поживает святой Василий? Я ему уже и место доброе в кабинете выделил. Как раз под надписью «Религия – опиум для народа». Для наглядного, так сказать, примера.

– Будет, будет вам мангазейский праведник. Я свои долги помню.

Шумя носом, задержался возле художника командир кинорубки Костя Свежатин.

– Обещали «Георгия Саакадзе», а привезли «Сокровище погибшего корабля», – пожаловался скульптору Константин Игоревич. – Сюда «Сокровище» пятый… нет, шестой уже раз привозят. А новое, пока досюда доедет, по дороге до дыр засмотрят и списывают потом как ненужный хлам, вроде того. Центр округа, центр округа! Считается только центр, а получается – какие-то выселки. Небось, в каком-нибудь занюханном Горно-Князевске уже дважды «Саакадзе» крутили…

– Ладно, Костя, Константин Игоревич, – успокоил Рза кинорубщика. – Лично я твоё «Сокровище» не смотрел, один зритель у тебя, считай, есть. А что, хорошая картина, смотреть стоит?

– Интересная, ну да, про ЭПРОН. Баталов водолаза играет. Нет, ну правда, Степан Дмитриевич, обидно! Здесь и так с кино безобразие, ещё и новые картины в последнюю очередь. Вон товарищ Казорин меня шпыняет, а я, спрашивается, – что я могу?

Костя робко, будто бы чего-то стесняясь, заглянул Степану Дмитриевичу в глаза. Тень его фуражки со звёздочкой, самовольно навинченной на околыш, – командир кинорубки всё-таки, штурманской боевой части самого важнейшего из искусств, – не скрывала удивлённого блеска его нацеленных на Степана Дмитриевича зрачков.

– Вы ещё вот уходите… – Костя, Константин Игоревич, сморщил свой веснушчатый нос, и сейчас же всё его командирство будто ветошью с лица счистили. Он стал похож на довоенного школьника, не нюхавшего ни смерти близких, ни голода, ни паровозного дыма, ни вымороженных насквозь вагонов, в которых везли на север спасшихся от блокады людей. – Зачем? – Он передёрнул плечами. – Мне вот тоже иногда не сидится, хочется поездить по свету, мир увидеть не в кино, а по-настоящему. Но к убийцам-то переселяться зачем?

– Каким убийцам? – переспросил Рза. Он уставился на Костин бушлат, на сбежавшую из петли пуговицу, усмехнулся, поскрёб затылок. – Ах, ну да, ты про лагерь. Ну, вообще-то, я туда не к убийцам. Меня тамошнее начальство к себе потребовало. Работу дали, оказали доверие. А убийцы?.. Ну что убийцы… Те же люди, только калеченные. С людьми всегда можно найти общий язык. И потом, не тех надо бояться убийц, что тюремным клеймом мечены, а тех, которые ходят рядом и неизвестно, когда от них ждать удара.

Рза опять усмехнулся, горше, чем перед этим.

Костя, командир кинорубки, вразнобой размахивая руками, громко и взволнованно рассуждал:

– Бухаринцы, троцкисты, вредители, вся эта фашистская сволочь, ну, я понимаю, охрана, кому-то надо ведь убийц охранять, но смотреть на их звериные рожи… Я бы точно ни минуты не выдержал, перестрелял бы всех их, к чёртовой матери.

– Всякой сволочи по её делам, – изрёк философически Рза.

– Я фашистов знаю по Ленинграду. – Костя яростно крутил головой. – Видел, как сигнальщики ночью наводят фашистских лётчиков. Зелёная цепочка над крышей, это он, гад, сигналит, наводит, куда бомбить. Я б его, в лагере он, не в лагере, а живым бы не оставил, убил. – Костино лицо было белым. – Я поэтому понять не могу, ну зачем, зачем вы туда, где всё время эти гады перед глазами?