Весной, когда я посетила ваш ретрит, посвящённый осознанной жизни / осознанному умиранию, я увидела, что заигрываю с идеей собственной смерти. Я стремилась взглянуть смерти в лицо, и я делала это, в частности, акцентируя то, как из-за болезни я постепенно теряю дееспособность. К примеру, одна половина моего тела лишилась чувствительности и стала слабее, чем другая. Также у меня постоянно случаются провалы в памяти, я теряю концентрацию. Я полагала, что, сосредоточиваясь на таком постепенном процессе умирания, я смогу осознать, что происходит на самом деле. Но когда одна из женщин, участвовавших в ретрите, настолько тяжело заболела, что все решили, что, возможно, она умрёт до его завершения, я не стала навещать её. Я чувствовала, что боюсь так близко подойти к самой себе – видеть, как я лежу на её постели.

Одна из произошедших со мной трансформаций, которая серьёзно изменила моё последующее отношение, случилась, когда вы обучали меня медитации. Вы сказали мне, что нужно позволить каждой мысли возникать и уходить, что мысль длится столько, сколько длится вдох. Я изо всех сил старалась (возможно, слишком усердно) следовать инструкциям, сначала более интенсивно дыша, затем – стараясь сократить количество мыслей. Через некоторое время я как бы сдалась и просто позволила всему происходить без моего вмешательства, тогда оказалось, что всё происходит само собой. Тогда в промежутке между вдохами не возникало мыслей. Прежде я ткала этот мир, и вот я неожиданно сорвалась с самого края и нырнула во вселенную на такое время, чтобы заметить пустоту, пока мой ум не успел снова приступить к плетению своего мира мысли. Спустя несколько месяцев, когда я разговаривала с Марком в период усиления его болезни, нам удалось вместе с ним взглянуть на происходящее с этой перспективы. Я понимала: совершенно не имеет значения, какой жизни у меня нет. Имеет значение только то, какой жизнью я живу, пока жива. Мы с Марком вместе пришли к этому пониманию, и этот миг был волшебен. Благодаря этому мы стали более открыты к риску. Это понимание изменило наши приоритеты относительно того, что является важным, а что – нет.

Помню, спустя пару месяцев после этого переживания вы процитировали мне несколько строк, сказанных третьим патриархом чань-буддизма:

Великий путь не составляет трудности для тех, у кого нет предпочтений. Противопоставлять то, что нам нравится, тому, что нам не нравится, – болезнь ума.

Эти строки постоянно крутились у меня в голове. Я увидела саму природу болезни в новом свете, и этот свет был таким же ярким, как тот, который я ощутила во время медитации за несколько месяцев до этого.

Затем настал день, когда вы обучили меня вашей версии медитации по мотивам «Тибетской книги мёртвых». Я не могу сказать точно, что происходило. Я не слышала, чтобы кто-то что-то читал: я просто присутствовала. Я всё ещё вижу место своего зачатия, которое также является местом моей смерти, чувствую, как свободно парю, словно свет, сливающийся со светом, где-то над идиллическим пасторальным пейзажем. Это переживание оставило во мне след. После этого я почувствовала, что смерть в конце концов не так ужасна и жизнь гораздо сложнее смерти. Хотя при этом я вспоминаю слова чань-буддийского патриарха:

Чтобы прийти в полную гармонию с этой реальностью, когда возникает сомнение, просто скажите себе: «Всё едино». В этом «всё едино» нет ничего отдельного, ничто не исключается.

Также время от времени я вспоминаю, что нет жизни или смерти, но только бытие, в каком бы состоянии оно ни пребывало. И я заметила, выполняя эту медитацию, что умирать гораздо легче, чем рождаться. Я поняла, с чем мне нужно работать, и, помимо всего прочего, это дало мне силы для того, чтобы разобраться с неразрешёнными трудностями в отношениях с Марком, я позволила нашим энергиям любви – какими бы они ни были – соприкоснуться, выражаясь вашим языком, пребывая в «полном неведении».

С тех пор я несколько раз практиковала эту медитацию. И когда мне удаётся полноценно в неё погрузиться, некий голос во мне говорит: «Не думай. Не читай. Просто чувствуй. Дыши и чувствуй». Хотя я часто забываю «просто позволить мыслям свободно течь», по вашему выражению, когда я это делаю, я так ясно переживаю в себе полноту жизни!

Теперь я могу находиться в одном помещении вместе с сотней человек и быть уверенной, что ощущаю такую же полноту жизни, как самый здоровый из них. Ум говорит мне: «До тех пор, пока я не умру, я жива. И живу полноценно». И я больше не чувствую, как раньше, что я медленно умираю, что я наблюдаю за своим умиранием, находясь в полуживом-полумёртвом состоянии. Теперь курс химиотерапии для меня – это момент жизни. Адская боль – это часть жизни. Сходить с ума от одиночества – это жизнь и ещё раз жизнь. Естественно, моменты радости и удовольствия – это моменты жизни, каждый это знает – но я учусь не проводить таких сильных различий. Действительно, великий путь не составляет трудности, когда предпочтения не вмешиваются и со свойственной им автоматичностью не «противопоставляют то, что мне нравится, тому, что мне не нравится». Пока я не умерла – а кто знает, что такое смерть? – я живу. Полноценно живу.

Теперь я каждый день медитирую. Иногда совсем недолго. Всего пять минут. Иногда я медитирую по двадцать минут. Иногда по сорок, а порой я совершенно теряю счёт времени. Но в любом случае, поднимаясь после медитации, я говорю себе, что практика прошла хорошо, ведь я провела это время наедине с собой, проявляя сострадание и осознанность.

Что ж, Стивен, вот такие у меня новости. Возможно, однажды я отправлю вам послание, в котором напишу: «Когда я умру, я умру по-настоящему». А возможно, этого не случится. Кто знает?

Минуло два Рождества с тех пор, как я получил это письмо. То и дело мы получаем от Кэсси известия о том, как продвигается её исцеление. Она говорит, что по мере углубления в медитативную практику обнаруживает, что «всё больше чувствует себя живой, раз неизбежное ещё не случилось, и, возможно, даже тогда я буду чувствовать себя живой. По крайней мере я так ощущаю. Я не вижу, чтобы у этого переживания чистого бытия были границы». Помимо вопросов, связанных с медитацией, она обсуждает с нами своё, как она выражается, «общение с мужчиной». Её речь полна жизни и новообретённого смысла существования. Стоит сказать, что она больше, чем о своей отступающей болезни, рассказывает о своём новом мужчине, добавляя: «Разве это не мило?» В её сердце царит полнота бытия, а её мир постоянно ищет единения с жизнью.