Глядя на них, я «вспоминал» годы, проведённые Владиславом в стенах РГВДУ, и нет-нет, да и вспоминал своих командиров, окончивших РВВДКУ в той, прошлой жизни, и свои два года срочной службы в «войсках дяди Васи». Можно было и мне после срочки поступить в училище, благо отцы-командиры обещали поспособствовать, но меня потянуло на другую стезю. К добру ли, к худу, что теперь гадать.

Погрузившись на крейсер, мы вышли в трёхмесячный поход к первой открытой людьми планете идеального земного типа и старейшей колонии человечества – Новой Земле. Поход был в новинку не только курсантам, но и мне, но спасала память Комарова, судя по воспоминаниям, не раз участвовавшего в таковых как курсантом, так и офицером.

Резко взявшая меня в оборот действительность не дала толком даже оглянуться, втягивая в заполненную новыми для меня и вполне обыденными для Владислава событиями, и оставшаяся в далёком прошлом Земля двадцать первого века начала потихоньку тускнеть, отходя на задний план, и лишь вечерами порой накатывала тягучая, с привкусом горечи тоска по родным, навсегда оставшимся там.

Двигаясь по опустевшим с прибытием к планете коридорам корабля, экипаж которого, кроме дежурной смены, был в увольнительной на Земле, я с лёгким раздражением помянул курсанта с польскими корнями Генриха Жолондзевского, из-за которого не смог с другими спуститься на планету.

Оный курсант отличался прямо-таки неуёмной страстью к приключениям на свою голову, после чего награждался закономерными нарядами вне очереди, и перед самой увольнительной умудрился нарваться на командира крейсера капитана первого ранга Кернея О’Киффа, который был товарищем весьма суровым. Вот благодаря этой суровости он и припряг курсанта на хозработы и меня к нему в придачу – бдить и погонять.

– Влад, – под шипение разъехавшихся створок задержал меня негромкий голос, и я, остановившись и чуть кивнув, протянул руку появившемуся в проходе парню чуть младше меня прошлого, в лёгком обтягивающем комбезе военного образца.

– Здравствуй, Габриэль.

Старший лейтенант пси-корпуса Габриэль Герра был человеком спокойным и малоэмоциональным. Как, впрочем, и многие другие адепты пси. Это такой зверь, такое недоразумение, которое может, аки джедай, силой мысли, а в нашем случае некоей пси-силой раскидывать противников без помощи рук. Есть в Галактике виды существ, поголовно являющиеся сильными псиониками, например катри, а вот у людей развить редкий сам по себе дар «без костылей» весьма проблематично, вот и вживляют детям с зачатками псионики усиливающие импланты прямо в мозг. Но ничего хорошего, на мой взгляд, наличие куска металла в башке не давало. Тот же старлей был завсегдатаем медотсека, так как устаревший имплант второго поколения временами глючит, и регулярная головная боль – это самая малая из проблем.

К слову, псиоников, которым ставили импланты первого поколения и которые всего на двадцать лет старше Габриэля, уже никого нет в живых, а сколько протянет сам старлей, не скажет и наука, слишком мало статистики и слишком недавно человечество вступило на путь изучения этой новой грани знаний.

Герра был на крейсере единственным псиоником и редко когда спускался на поверхность планет, предпочитая без особой необходимости не удаляться от медиков флота. И это при том, что по всем штатным нормативам находиться на корабле, даже учебном, должен был не один псионик, а полноценная пси-группа и минимум рота со средствами усиления. У нас же наличествовала всего одна БМД, хотя и последнего поколения, которая служила больше учебным пособием курсантам, чем реально боевой единицей. У неё не было не то что штатного экипажа, а даже и мехвода.

Вообще, десантом укомплектовывались все боевые корабли Альянса. В зависимости от класса на них могло находиться до усиленного батальона десанта и до трёх рот БМД различных типов как средств доставки и поддержки, оснащённых разными видами вооружения, но штатно – 120-мм орудием.

Не знаю, как у наших до сих пор остающихся заклятыми «друзьями» коллег из Американо-Австралийской Конфедерации и Паназиатского Содружества, на их кораблях, составлявших оставшиеся две трети космических сил Земного Альянса, я не был, а память Владислава молчала, но фрегаты Российско-Европейского Союза, чаще используемые в качестве кораблей дальней разведки, на которых немало пришлось походить Комарову, укомплектовывались взводом десанта, усиленным расчётами УРО, и группой войсковой разведки. Как средства доставки к нему шли два БМП-17П «Пустыня» и три десантных дропшипа типа МИ-20Д, ласково прозванные в войсках «Утюгом».

Правда, в серию был пущен абсолютно новый проект корабля дальней космической зоны – корвет с более совершенной системой маскировки, предназначенной для одиночных глубинных разведывательных рейдов, и его технические данные с жёсткими габаритами и ограниченным внутренним пространством потребовали серьёзного пересмотра наличия на борту боевых сил и средств.

Почему я это знаю? Да потому, что незадолго до ранения бывший хозяин этого тела был со своего рода экскурсией на головном корабле серии, и воспоминания об этом всплыли в моей памяти буквально на второй-третий день после прихода в сознание.

Изменения коснулись бортового вооружения: оставив без изменений систему ПРО, комплекс лазерного огня «Бастион», сократили количество орудийных батарей корабельных ускорителей с трёх до одной, правда вооружив спаркой ускорителей промежуточного класса, так что удельный вес залпа почти не поменялся, а поражающая способность только выросла, и убрали обе пусковые ракето-торпеды «Аметист», которые просто не вписывались в новый корпус. Кардинально пересмотрели и состав десантной группы: уменьшив её численность до одного отделения из-за жёстких ограничений к жилому пространству. Также сменили общевойсковой состав на группу специальной разведки флота.