Трехтонка проскочила по краю села, мимо беленьких хат, нырнула вниз, прогрохотала по бревнам моста, перекинутого через небольшую, с крутыми берегами речушку и остановилась у огромного крытого навеса. Около молотилки споро работали девчата.

— А ну, красавицы! — закричал Колька. — Много на приданое намолотили? Я свататься приехал и жениха привез.

— Себя не обидели, — весело отозвалась невысокая гибкая девушка. — Только жених ты невыгодный: на колесах жизнь твоя. А нам нужен такой, чтобы дома сидел да хозяйство стерег, пока мы работаем.

— Тогда, Лариса, — ответил Колька, — тебе за деда Степана выходить нужно. Он все равно ночным сторожем работает. Вот и будет совмещать.

Девчата рассмеялись. Я с любопытством взглянул на Ларису.

«Да это же кузнеца дочка, — вспомнил я. — Ишь как вытянулась, прямо невестой стала. Но чего в ней Колька нашел особенного? Так себе». — И равнодушно отвернулся. Но в следующий же миг поймал себя на том, что меня тянет опять посмотреть на нее.

Она была хороша той неяркой степной красотой, которую не сразу заметишь, но, увидев, не оторвешь глаз. Некрупные, правильные черты лица, пепельная коса, чистый, открытый лоб…

Я встретился со взглядом Ларисы, насмешливым, лукавым, и поспешно отвел глаза, чувствуя, как в груди отчего-то гулко забилось сердце. Рассердившись, я, как мне казалось, с независимым видом вылез из кабины и поздоровался.

— Смотрите, моряк! — зашептались девушки.

— Да это же Сашка Курзаев!

Каким статным да бравым стал!

Я, словно не слыша этих слов, взял из кабины свой чемодан.

— Спасибо, Николай! Счастливо оставаться! — Козырнув и четко повернувшись на каблуках, я размашисто зашагал.

Все дни отпуска я чувствовал себя героем. Каждый вечер, отутюжив форму и до блеска начистив ботинки, шел в клуб, где собиралась свободная от работы молодежь. Пели, танцевали. Я много рассказывал о службе на флоте, о морских походах. Ребята с интересом слушали меня, расспрашивали. Мне казалось, они смотрят на меня с завистью, а девчата — с восхищением. И я, разговаривая с парнями, снисходительно похлопывал их по плечу, всем видом говоря: ничего, послужишь с мое — тоже человеком станешь. Ах, каким я был глупцом! Ведь ничего так не отталкивает, как снисходительное пренебрежение и зазнайство. Но это я понял только сейчас, а тогда… тогда я вел себя так, что при одном воспоминании об этом мне становится стыдно.

И только Лариса не обращала на меня никакого внимания. Она обычно садилась около Николая, слушала, как он играет на баяне, тихо подпевала ему.

Как-то, улучив минутку, я спросил Кольку, стараясь говорить как можно равнодушнее:

— Крутишь с Ларисой?

Но он покачал головой, улыбнулся ласково и печально:

— Нет, она меня не любит.

Я удивился, не поверил, но в то же время почему-то обрадовался.

Однажды, возвращаясь из клуба, я разговорился с Ларисой, и мы долго бродили по селу. С тех пор так и повелось: домой мы шли вместе. Мне было хорошо с Ларисой, и я все больше и больше привязывался к ней, скучал без нее.

Но с другими я продолжал вести себя по-прежнему. Рассказывая о море, я начал понемногу приписывать себе то, что случилось не со мной, а с моими товарищами по службе или что я слышал от других. Иногда я спохватывался: зачем я это делаю? Но потом успокаивался: а кто узнает?

Мне лестно было видеть, как разгораются глаза у девушек и парней, как они изумленно ахают. И с каждым разом я все сгущал и сгущал краски, давая волю фантазии.

Очевидно, мне только так казалось, а на самом деле многие, наверное, догадывались, что я завираюсь. Лариса тоже не раз говорила мне с мягким укором:

— Зачем ты так ведешь себя?

А меня будто волна какая-то подхватила, я продолжал выдумывать. Лариса, слушая мои разглагольствования в клубе, становилась какой-то тихой, словно вся сжималась, грустнела.

Молодежь видела, что мы с Ларисой тянемся друг к другу. Однажды я услышал, как кто-то сказал:

— А приберет Лариса нашего моряка к рукам…

— Да, видно, дело к свадьбе идет.

Слова эти почему-то задели меня: как это «приберет к рукам»? И я резко изменил свое отношение к Ларисе. Не то чтобы стал ее избегать, а просто с равнодушным видом проходил мимо.

Многие заметили ото и открыто осуждали меня. Даже Колька, тот самый Колька, который был безнадежно влюблен в Ларису и над которым я торжествовал победу, и тот оказался куда лучше меня.

— Послушай, Саша, — сказал он как-то, — зачем ты обижаешь Ларису?

— Я обижаю Ларису? С чего ты взял?

— Вижу.

— А что ты видишь?

— Вижу, что ты ей нравишься.

— Мало ли девушек, которым я нравлюсь. Так что же, прикажешь всех их в жены брать? — И я рассмеялся, очень довольный своим ответом.