Танюшка хмыкнула. Что такого особенного можно рассказать следователю? Что порчу кто-то на них навел? Так ведь он наверняка будет смеяться.

Наварив на всех каши и позавтракав кое-как, Танюшка натянула серое пальтишко и немного повертелась у зеркала, поправляя на голове пушистый платочек, потом толкнула дверь и окунулась в едва подсвеченный сумрак раннего утра. Фонарь у забора перегорел, свет был только через три дома, и в этом тусклом мерцании Танюшка заметила, что на крыльце что-то лежит. То ли небольшой сверток, то ли просто куча тряпья. Ойкнув, она нырнула назад и тихо позвала: «Настя!»

– Ну чего там еще? – Настя вышла все еще заспанная, в сорочке.

– Фонарик дай, посвети мне.

– Боишься с лестницы загреметь? – Настя все же сходила на кухню за фонариком.

Танюшка, приоткрыв входную дверь, посветила на крыльцо. Яркий свет фонарика вырвал из сумерек окровавленное тельце черной курицы, которое валялось возле самых ступенек с клювом, приоткрытым будто в последнем крике.

Тогда Танюшка сама закричала в голос. Соседи потом рассказывали, что этот крик переполошил людей в доме даже на той стороне улицы. Мама выскочила с испуганным побелевшим лицом, увидев курицу, запричитала, потом расплакалась. Настя опомнилась первой. Велев, чтобы никто ничего не трогал, она побежала к автомату звонить в милицию. Потом, когда прошло уже минут пять, Танюшка сообразила, что вряд ли милиция выедет на убийство курицы. Так примерно Настя и сообщила по возвращении, что ей посоветовали написать заявление о причинении материального ущерба или что-то в этом роде. Чуть успокоившись, мама обещала закопать несчастную курицу за сараем, вдруг она отравлена, а пока, приподняв за лапу, выкинула с крыльца в снег.

На первую пару Танюшка, естественно, опоздала, но объяснять истинную причину опоздания не стала, просто сказала, что не влезла в автобус. «Надо выходить из дому чуть раньше», – это было привычное замечание преподавателя, но знала бы Эйла Энсиовна, что Танюшке пришлось пережить самым ранним утром! Она все-таки сунула в карман листок с номером телефона следователя Ветрова, потому что со всем этим колдовством надо же было что-то делать. Управу какую-то найти. А кому еще жаловаться, как не следователю. Где-то около полудня Танюшка наконец решилась и, накормив «двушкой» автомат в вестибюле университета, с замиранием сердца набрала заветный номер. Трубку долго не брали. Гудки звучали тоскливо и бесперспективно, наконец на том конце кто-то торопливо ответил «Да».

– Можно ли следователя Ветрова? С-сергея Петровича, – Танюшка сама не понимала, почему вдруг так разволновалась. В конце концов, он же сам просил: если что – звонить.

– Да, слушаю, – коротко и деловито ответил Ветров.

– Сергей Петрович? Здравствуйте. Это Татьяна Брусницына…

– Брусницына… Брусницына… А, это с силикатного завода Брусницына?

– Да. С силикатного. Сергей Петрович, я по такому делу звоню… – она все не знала, как подступиться с самого главного.

– Слушаю. Говорите!

– В общем… сегодня утром у нас убили курицу, я ее на крыльце нашла с перерезанным горлом…

– Так это… – следователь слегка растерялся. – К участковому обратитесь с заявлением о причинении материального ущерба.

– Нет, дело вовсе не в том, что убили курицу. Это как бы угроза, понимаете. А вчера еще земли с кладбища на крыльцо накидали и всяких тряпочек… Ой, я, наверное, плохо все объясняю.

– Вот что, Татьяна Брусницына, – Ветров ответил странно веселым голосом, – вы спокойно поезжайте домой, а вечером я к вам загляну на огонек. Так сказать, осмотреть место преступления.

– А… вы адрес помните?

– Он в деле Васильева значится, – деловито заключил Ветров и, не попрощавшись, повесил трубку.

Танюшка намеревалась что-то еще досказать, но, услышав гудки отбоя, пожалела, что вообще позвонила Ветрову. Что он мог про нее подумать? Курицу убили – подумаешь, курицу убили. Она надеялась, что следователь передумает и не придет к ним вечером на это самое «место преступления», но вместе с тем хотела бы, чтобы он все-таки пришел. Потому что Ветров принадлежал сложному и немного пугающему миру взрослых мужчин, которые умели решать сложные вопросы. Танюшка выросла среди женщин, и все вопросы, которые решались в их семье, в основном крутились вокруг того, что сегодня приготовить на обед и во что одеться. То есть вокруг житейских сложностей, которые каким-то образом все-таки преодолевались, и не случалось так, чтобы было вообще нечего есть и не во что одеться. Даже на выпускной Танюшке справили белое платьице, Катя, конечно, сшила, из отреза, который лет пятнадцать у мамы в чемодане лежал… «Господи, о чем это я», – одернула себя Танюшка.

Остаток дня быстро свернулся. Уже после четвертой пары вечер зажег окошки, за которыми параллельно друг другу протекало множество чужих жизней. До недавнего времени Танюшке казалось, что за желтыми окнами сокрыта веселая, яркая жизнь. Теперь ей чудился в каждом окне чей-то недобрый взгляд или еще что-то изначально злое. Зло таилось в темных закоулках, на задних дворах, в каждом закутке, готовое рыкнуть и сорваться с цепи. Возле самого дома ей стало по-настоящему страшно. Стараясь не глядеть по сторонам, чтобы случайно не зацепить глазом это непонятное, неоформленное зло, она добежала до калитки и нырнула во двор, суетливо оглядываясь. Дом дышал спокойствием, но Танюшке все равно чудился в этом спокойствии какой-то подвох. Не могли же ее так просто оставить в покое.

До прихода следователя Ветрова оставалось еще неопределенно долгое время. От легкого волнения и невозможности заняться чем-то серьезным Танюшка решила заново перемыть всю посуду с содой, надраить закопченные кастрюли. Печка весело гудела, дышала теплом. И от ее жаркого томления в голове родились легкие мысли, что, может быть, все не так уж и страшно, что Танюшка сама хозяйка своей жизни… Расправившись с посудой, она расплела и заново заплела косу, чтобы выглядеть аккуратнее, потом решила накрасить ногти, просто так, для себя, а вовсе не для следователя Ветрова. Еще она сменила халат на синий трикотажный костюм, который остался от прошлогодних занятий спортом и был ей чрезвычайно к лицу.