— В любом случае, полгода мы тут точно просидим, а то и поболе. Сам же понимаешь. Ну как я могу подольститься к тому же кардиналу и выклянчить у него… скажем, чтобы меня назначили губернатором Мартиники или Гваделупы? Война же идёт! Пока не снимут осаду, заговаривать о посторонних вещах не рекомендуется. А вот потом… Кстати, Ришелье этой весной учредил «Компанию ста товарищей», чтобы эти самые товарищи развивали торговлю с Канадой и Вест-Индией. Так что всё потихоньку двигается. Кстати… Я тут подумал недавно: а зачем мне, собственно, тащиться на Карибы в чине губернатора?

— А как? — озадачился Пончик.

— А как корсары его величества! Выпросим у короля шхунку или, там, бригантинку, да и махнём испанцев грабить. «Джентльменами удачи»!

— Ёш-моё! — воскликнул Быков. — А что? Здорово!

— В принципе, — рассудил Шурик, — так у нас руки будут развязаны. Угу… Что задумаем, то и провернём. Куда захотим, туда и поплывём. Я — за!

— Ну слава Богу! — выдохнул Яр. — А то я извёлся весь, вдруг, думаю, Понч выскажется против?

— Чучело! — фыркнул Пончик.

— Э, э! Это ж моё определение! Не замай!

— Цыц оба, — утихомирил друзей Олег. — А ты, Вить, как мыслишь?

— Пользуясь определениями Ярика, — улыбнулся Акимов, — горячо поддерживаю и одобряю!

— Тогда решено — просимся в пираты.

— Ух и позлодействуем… — потёр руки Александр.

— А вы, — встрепенулся Виктор, — смартфоны не потеряли, случайно?

— Случайно нет.

— Храним у сердца! — торжественно сказал Пончик, прижимая пятерню к груди.

Быков рассмеялся только, а Олег глянул по сторонам.

С недавних пор чувство тревоги не покидало его. У герцога Бэкингема были длинные руки, и добраться до четвёрки неугомонных для него не составило бы особого труда.

Поэтому, кроме мушкетонов, куда более удобных для конников, чем громоздкие мушкеты, четвёрка повсюду таскала с собою тяжёлые пистолеты — однозарядники системы «Флинтлок». [106]

«Неугомонные» ехали без особой спешки, уже приученные текущим столетием не торопиться жить.

Пара крытых фургонов с дырявыми тентами пошла на обгон. Обоими повозками правили женщины в крестьянских платьях, одна была толстая, с волосами, убранными под чепец, а другая — тощая, с пышной чёрной шевелюрой.

Сухову стало не по себе — фургоны объезжали их с двух сторон, как будто окружая.

Он уже хотел было предупредить друзей, чтобы смотрели в оба, как вдруг события начали разворачиваться с бешеной скоростью.

Толстуха вытащила из-под юбок увесистый пистоль, в прорехи тента тоже просунулись стволы: справа — два, слева — все три. И ударили залпом.

Олег поднял коня на дыбы, поэтому пуля, выпущенная жирной возничей, угодила в понурую лошадь, тащившую фургон тощей. Лошадёнка взвилась в постромках, да так дёрнула, что невидимые стрелки попадали, задирая мушкеты к небу, а худая возница совершила кувырок назад, задирая кривые ноги, торчавшие из вороха несвежих юбок.

Быков выпалил из мушкетона, стремясь поразить убийц, скрытых парусиной. Виктор с Шуриком тоже пальнули из мушкетонов, а затем выхватили пистолеты, засунутые за кушаки.

Толстая возница непрерывно изрыгала ругательства сиплым, испитым голосом.

Склонившись, кое-как умещая брюхо между колен, она сунула обе руки под козлы и тут же выпрямилась, вооружённая парой пистолетов. Олег хладнокровно разрядил мушкетон в её необъятную грудь.

Тут и тощая показалась. Визжа приказания на испанском, она потянула вверх тяжеленную аркебузу, весьма ловко обращаясь с оружием, но Яр опередил её, выстрелив из пистолета в упор.

Тут из фургона выпрыгнули ещё две молодые особы в изношенных платьях, грязные и растрёпанные, но с новенькими мушкетонами наперевес.

Пончик развернул лошадь, и пуля, предназначенная ему, сразила чалого. Акимов выстрелил одновременно с цыганкой. Он попал, а она нет.

Вырвав из мёртвых пальцев толстухи заряженные пистолеты, Олег крикнул:

— Бросить оружие! Выходить по одному!

— Мы всё, всё! — раздались истерические вопли.

Четыре девушки разной степени потасканности покинули фургоны, подняв вверх худые руки.

Сухов качнул пистолетом в сторону повозок. Шурик понял его жест и проверил, заглянув в каждый из фургонов.

— Пусто! — сообщил он. — Б…и, коня моего прибили!.. Угу.

Быков не сдержался, его пробил нервный смех. Если уж Пончика, никогда не замеченного в матерщине, достали, значит, он был на последнем градусе бешенства.

Олег опустил пистолет и резко спросил девушек, то ли испанок, то ли цыганок:

— Бэкингем послал?

То ли цыганки, то ли испанки понуро покивали нечёсаными головами.