Наконец дверь слетела с петель, и в проем ринулись народные мстители. Титов, не раздумывая, бросился вслед за всеми. Вбежав на второй этаж, он ворвался в кабинет теперь люто ненавидимого ротмистра, втянувшего его в тайное сотрудничество. Отсюда уже успели вынести массивные напольные часы, серебряные подстаканники, и украшенный дорогими камнями портсигар. К везению Титова большинство погромщиков интересовали материальные ценности, а не официальные документы.

Титов бросился искать среди разбросанных на полу папок своё досье секретного сотрудника. Ему повезло найти его в углу кабинета. Поспешно засунув драгоценную папку под пальто, Титов поспешил к выходу. С трудом прорвавшись сквозь толпу все прибывающих для грабежа и разгрома людей, Титов выбрался на улицу и поспешил домой.

Едва войдя в комнату, он запер дверь и разжёг печку. Затем начал вырывать по несколько листков из своего секретного дела, комкать их и бросать в пламя. С наслаждением наблюдал, как безжалостный костерок бесследно уничтожает свидетельства его бесславного предательства. Закончив уничтожение, с тревогой подумал:

«Только бы ротмистру удалось скрыться за границу. Если поймают, то он, спасая свою шкуру, сразу меня выдаст».

Но Титов зря беспокоился. На следующий день он узнал, что переодетого ротмистра опознали, и казнили, протащив за привязанную к ногам веревку по булыжной мостовой. И Титов вздохнул с облегчением: он был свободен от своего темного прошлого.

Вскоре после нового переворота и победы большевиков Титов, оправившись от страха, решил потребовать от новых властей оценить его прежние революционные заслуги. С учётом его юридического образования ему предложили работу в уголовном розыске. Новая должность вполне удовлетворяла самолюбие Титова, опьяняя бескрайностью всевластия и относительно благополучным материальным достатком.

Прошло пять лет. Масса событий, стремительно сменяющих друг друга, постепенно начали вытеснять из сознания Титова его прошлое сотрудничество с охранкой. И ему стало казаться, что тайна его бесславного предательства навсегда ушла в прошлое. Так было до дождливого вечера 1923 года, когда при очередной облаве, в закинутые милицией сети попал человек, способный погубить достигнутое им с риском благополучие.

В тот вечер операция прошла без особых происшествий. Все камеры были забиты задержанными людьми. Бродяги и уголовники здесь томились вместе с загулявшими нэпманами. Титову и его товарищам предстояло проверить весь этот человеческий материал. Эта работа не была формальной и скучной. Титову нравилось разгадывать в считанные минуты, кто перед ним сидит: матерый преступник или случайно задержанный при облаве смертельно напуганный мещанин.

В буре революционных событий были уничтожены картотеки уголовников. И для их опознания новая власть привлекала специалистов из сыскной полиции, не участвующих до революции в политических репрессиях. Но опытных сыщиков не хватало, и Титов с товарищами полагались на свой опыт и обостренную интуицию.

Спустившись вниз в подвальное помещение, он начал внимательно рассматривать задержанных. Внезапно его глаза встретились с настороженным прищуром хорошо одетого господина в модном котелке. И чекист узнал руководителя их подпольной организации Тимофеева. Титов тут же приказал конвойному привести того на допрос.

Пока Тимофеев протискивался сквозь толпу задержанных к выходу из камеры, Титов обежал взглядом остальных задержанных и увидел среди них знакомое круглое лицо Лося:

«Ещё один сюрприз. По слухам этот рецидивист гастролирует в Поволжье и причастен к убийству. Надо будет выяснить, зачем он в Москву пожаловал. Но сначала разберусь с Тимофеевым. Похоже, встреча с этими двумя типами сулит мне нечаянный интерес».

Заведя Тимофеева в кабинет, Титов сел за стол и сухо спросил:

– Фамилия, имя, отчество?

– Что ты, Титов, комедию ломаешь? Забыл, как под моим руководством листовки расклеивал, и динамит по явочным квартирам развозил? Документы у меня в порядке и зовут меня, как и прежде Тимофеевым Михаилом Георгиевичем. Какие еще будут вопросы?

– Ладно, не сердись. А вопрос я задал резонно: многие свои родословные данные поменяли. Может быть, ты переметнулся к врагам и теперь во вражеском подполье обретаешься.

– Господь с тобой, Титов. Зачем мне старому революционеру после победы народа над ненавистным режимом прятаться?

– Так-то оно так, но шуба на тебе буржуйская и костюмчик по индивидуальному заказу пошит. Не похож ты на правоверного коммуниста.

– А я никогда им не был. Мечтал бедняков накормить, а их еще больше после революции стало. Слышал, по Москве свежий анекдот ходит. Воскрес ныне декабрист, казненный в 1825 году. Идет по Сенатской площади и спрашивает у встречных: зачем вы восстали и царя свергли? А люди отвечают: да чтобы богатых искоренить. Декабрист горько вздохнул: а мы век назад восстали, чтобы наоборот, бедных не было. Вот так, Титов.

– Ты мне, Тимофеев, антисоветскую пропаганду не разводи. За этот анекдот я тебя к стенке могу поставить. Да и по твоей шубе с барского плеча не заметно, что ты бедствуешь. Откуда, кстати, дровишки?

– Брат мой Станислав до революции крупным негоциантом был. Перед смертью мне открыл, где товар спрятан. Когда нынешние власти торговлю поощрять стали, я достал мануфактуру и прочие колониальные товары. Открыл лавочку, доходы удачно в оборот пустил. Живу тихо, никого не трогаю. Мировой революцией больше не интересуюсь.