Макс зачарованно переводил взгляд, пытаясь найти своеобразную точку опоры, но все сильнее терялся в этом неизведанном мире.

– Мы сегодня не работаем, выставочный зал будет открыт завтра. А как вы вошли? – Раздавшийся слева негромкий, чуть раздраженный баритон, отдавшийся еле слышным, приглушенным эхом, вывел Макса из состояния зачарованности.

– Дверь была открыта, – констатировал Макс.

– Да что ж такое, бардак везде! – посетовал обладатель голоса, оказавшийся мужичком среднего роста, на вид немного уставшим и даже поникшим. Дорогой, асфальтового цвета, костюм без галстука дополняла помятая черная рубашка с расстегнутым воротом. Темные волосы начинала проедать небольшая залысина, еще прикрытая редкими прядями, над карими глазами нависали тяжелые, слегка припухшие веки. – В общем… приходите завтра.

– Мы не на выставку, – успел вставить Макс, – нам нужен директор. Вишцевский… Эрнест Львович.

– По какому вопросу? Что вас интересует?

– Абсолютно все, – Макс выдал обворожительную улыбку. – Но особенно сильно нас интересует, на месте ли он и когда сможет нас принять. Мы по поводу работы, майор Грозов должен был сообщить. Так директор на месте?

Мужичок сделал два шага вперед и медленно обвел взглядом обоих. Доносился легкий, но настойчивый запах алкоголя.

– Ну, могу предположить, что я на месте.

– Вы…

– Майор, да, помню… Панфил Панфилович упоминал о вас… и настойчиво советовал принять вашу помощь в организации выставок. И я зачем-то согласился, хотя лет десять его уже не видел… Но он же всех достанет… с детства всех доставал… – Директор зашелся тяжелым, хрипловатым кашлем, затем пристально посмотрел на Феню. – Так что… придется… да…

Вишцевский на секунду задумался и добавил:

– Вы будете представляться?

– О, да, конечно, – Макс протянул правую руку вперед. – Меня зовут Максимилиан, можно и Максим, потому что почти все мои друзья так сокращают, и я к этому привык, но лучше просто Макс. Я активно изучаю интерьерный дизайн и, надеюсь, смогу быть вам полезным при оформлении выставок. Ваш выставочный центр вдохновляет и поражает, я благодарен, что вы ответили согласием на просьбу Панфила Панфиловича. Надеюсь, наше сотрудничество будет плодотворным.

Вытянутая рука осталась без ответа, директор, казалось, даже не заметил ее. Прикрыв глаза, левой ладонью он медленно потирал лоб.

– Ну, не знаю, у нас почти все оформлено… но…

– Это не проблема. В теме искусства я универсален.

Вишцевский устало опустил руку:

– И какие направления вам близки больше всех? В дизайне, я имею в виду…

– Разные… мне нравятся современный дизайн. Чтобы он был, – Макс отчаянно пытался вспомнить обрывки фраз, прочитанных им накануне, – стильным. Да, точно, стильным, модным, отвечал вкусу людей. А еще не стоит забывать про общемировые тенденции, они тоже должны отражаться в произведении. Искусство – многогранно. Это один из столпов, на котором держится наше общество.

Образовалась небольшая, но заметная пауза. Срочно нужно было что-то добавить.

– Несомненно, важны оттенки цвета в сочетании с современными формами. А вообще, нельзя не оценить вклад Италии в открытии новых горизонтов развития дизайнерской мысли…

– О-ох… – Директор потер живот и несколько раз кашлянул. – Да, Италия – это хорошо. То есть вам кто близок… Мендини7, Соттсасс8, Лавиани9… не знаю… Фабио Новембре10?

Вопрос поставил Макса в тупик, потому как все упомянутые фамилии он слышал впервые. Посему пока что единственное логичное предположение сводилось к тому, что все вышеназванные представители являлись дизайнерами, и, с большой долей вероятности, успешными, судя по знаниям Эрнеста Львовича.

А еще смутные воспоминания по психологии и собственный опыт подсказывали, что при отсутствии знаний нужно отвечать вопросом на вопрос и уводить обсуждение куда подальше.

– Они все хорошие, – Макс выпрямился и попытался принять вид как можно более вдумчивого и глубокого человека, – даже не знаю, кого и выбрать. Каждый из них прекрасен по-своему. У каждого свой стиль и своя красота. Разве можно выбрать кого-то? Выбирать между талантами, затаптывая одного и превознося другого? Когда-то я взял себе за правило никогда не рассуждать на эту тему, и до сих пор мне удавалось следовать этому. Ведь слишком часто простое обсуждение предпочтений в итоге своем выливается в диспут, который нещадно погребает под собой все нормы тактичности. В редких случаях благовоспитанность одерживает верх, как правило, чаша весов склоняется в неверную сторону. Увы, я наблюдал это слишком часто.

Возможно, данному монологу мировые политики аплодировали бы стоя, но пана Вишцевского он ввел в необъяснимый ступор. Трудно было понять, что из вышесказанного дошло до него, он продолжал стоять на месте, замерший, с отсутствующим взглядом, изредка покачиваясь из стороны в сторону. В пустующем холле распространялась странная, почти хрустальная, тишина – острая, нервная, цепкая.

– У меня что-то голова сильно болит… – пробормотал Эрнест Львович. – В общем, у вас хорошая, интересная позиция… А чем занимается ваш немногословный друг?

– Я – талантливый арт-критик, – провозгласил Феня.

– Именно так, Парфений очень долго и глубоко изучал искусство, и у него действительно способность видеть суть идеи, которое недоступно к осмыслению многими. Ведь для кого-то посильно узреть лишь оболочку, поверхностную и легкомысленную…

– Хорошо, хорошо, не надо больше, не надо, я понял… – взмолился Вишцевский. – В общем, завтра приходите к десяти. Я буду только к вечеру, но будут все остальные сотрудники… Они вас введут в курс дела… разберетесь… Я вечером все проверю тогда…