В тропических и подтропических странах плодородие почвы вообще уменьшается по мере того, как мы поднимаемся выше, при всех климатических условиях плоские возвышенности никогда не бывают так плодородны, как низины, холмистые местности или горные склоны. Тем не менее обе американские культуры появились на плоских возвышенностях: средоточие мексиканской культуры – главный город Тенохтитлан (на месте нынешнего Мехико) лежал на 2280 м высоты, а Куско в Перу – 3500 м. В обеих этих странах мы находим гораздо менее тепла и влажности, чем в большей части остальной средней и южной Америки.

Это заставляет нас признать, что хотя культура в своей начальной стадии имеет тесную связь с обработкой почвы, но при дальнейшем развитии соотношение между ними не является необходимым. По мере того как народ растет, его культура отрешается от почвы, и чем более она развивается, тем более у него является органов, не заключающихся только в содействии земледельческому труду. Можно сказать, что земледельцу присуща прирожденная слабость, которая легко объясняется непривычкою владеть оружием и стремлением к обладанию землею и оседлости, ослабляющим мужество и предприимчивость.

Высшую меру выражения политической силы мы находим, напротив, у охотников и скотоводов, представляющих во многих отношениях противоположность земледельцам. В особенности это можно сказать о пастушеских народах, у которых к подвижности присоединяется способность к массовым действиям и к дисциплине. Здесь именно деятельно проявляется то, что не позволяет земледельцу развивать свои силы, – недостаток оседлости, подвижность, упражнение энергии, мужество и искусство владеть оружием. Окидывая взглядом нашу землю, мы видим в действительности, что самые крепкие организации так называемых полукультурных народов вызваны к жизни сочетанием этих элементов. Исключительно земледельческий народ, китайцы, находятся под властью манджуров, персы повинуются туркестанским властителям, египтяне подчинялись и теперь подчиняются гиксам, арабам и туркам, т. е. кочевым народам.

Во внутренней Африке кочевые вагумы являются основателями и охранителями самых крепких государств Уганды и Уньоро, а в поясе государств Судана, тянущемся от моря до моря, каждое из них основано выходцами из степей и пустынь; в Мексике утонченный земледельческий народ толтеков находился в подчинении у грубых ацтеков. В истории пограничной полосы между степью и земледельческой страной это правило могло бы быть подтверждено еще большим количеством примеров. Мы видим здесь закон истории. Менее плодородные плоскогорья и прилегающие к ним полосы не потому способствовали повсюду развитию высшей культуры и образованию культурных государств, что они обладали более прохладным климатом и этим поощряли земледелие, а потому, что здесь соединялась завоевательная и охранительная сила номадов с устойчивой работой скучивавшихся в культурных оазисах, но не имевших способности к образованию государств земледельцев. Играли ли при этом озера известную роль, в качестве пунктов притяжения и кристаллизации подобных государств, является интересным, но второстепенным вопросом.

По отношению к местным благоприятствующим и задерживающим условиям культуры путем влияния свойств климата мы можем видеть большие области одинаковых климатических условий, культурные области, располагающиеся вокруг земного шара в виде пояса. Их можно назвать культурными зонами.

Согласно историческому опыту, насколько он до сих пор оправдывался в человечестве, настоящей культурной зоной является умеренный пояс. В этом нас убеждает не какая-либо одна группа фактов. Этому поясу принадлежало самое важное, органически связанное, непрерывно продолжающееся историческое развитие трех последних тысячелетий. Сердце древней истории не случайно билось в этом поясе у Средиземного моря, как мы убеждаемся из того, что историческое развитие продолжало совершаться в умеренном поясе и после распространения исторического круга по всей Европе, даже после насаждения европейской культуры в новых мирах, открывшихся в Америке, Африке и Австралии.

Правда, в эту громадную ткань вплетается бесконечное множество нитей; но все, что создают народы, в конце концов, основывается на деятельности отдельных лиц. Поэтому, несомненно, наиболее богатые последствия получались здесь от скученности как можно большого числа возможно способных индивидуумов в умеренном поясе и от совмещения отдельных культурных областей в одном культурном поясе. Сношения, обмен, умножение и закрепление элементов культурной сокровищницы находили именно там самые благоприятные условия, или, другими словами, сохранение и распространение культуры здесь могло происходить на самой обширной географической основе.

Древние полукультуры, остатки которых мы встречаем в тропических странах, принадлежат такой эпохе, когда культурная работа не предъявляла усиленных требований отдельным лицам, но когда, именно по этой причине, цвет культуры был более преходящим. Изучение географического распространения старых и новых культур, по-видимому, указывает, что вместе с ростом культурных задач культурный пояс стягивался к областям проявления наибольшей способности к деятельности в умеренных климатах.

Это соображение весьма важно для первобытной истории человеческого рода и для истории его распространения, а также для истолкования остатков культуры в тропических странах. С другим видом культурного упадка знакомят нас примеры поглощения высших в культурном отношении народов низшими, которые обладают преимуществом лучшего приспособления к тяжелым жизненным условиям. Презираемые скрелинги поглотили норманнов в Гренландии. И разве каждой группе европейцев, проникавших в арктические ледяные пустыни, во время своего пребывания в этих печальных местностях не приходилось привыкать к нравам эскимосов и изучать искусства и ремесла арктических народов, чтобы иметь возможность выдержать борьбу с силами природы полярного пояса? Точно так же и колонизация на тропической и полярной почве во многом является приближением к потребностям иноземцев. Колонизаторская сила португальцев в Африке и русских в Азии заключается именно в том, что это им удается лучше, чем их соперникам.