Прочная в древности связь между правителем и его подданными также ослабла. Вера в божественное происхождение царской власти, на которое претендовали первые и которое признавалось вторыми, таяла. Это крайне озадачило Птолемея. Ведь он был сатрапом, а не царем, сыном добропорядочного македонянина, а не отпрыском Зевса-Амона, о праве на принадлежность к числу потомков которого заявлял Александр. Сам Птолемей просто не осмелился заявить о своем божественном происхождении. Его власть над Египтом была довольно шаткой, ведь Пердикка относился к нему не очень дружелюбно, да и Антипатр, Антигон и другие диадохи при случае могли поступить с ним не особенно милосердно. Поэтому Птолемею было очень нужно, чтобы египтяне остались довольны его правлением и одарили его своей преданностью, и он придумал, как достичь этой цели.

По всей территории Азии были разбросаны колонии, созданные Александром, каждая из которых представляла собой уменьшенную модель древнегреческого города-государства. Но эта политика оказалась не очень удачной, так как со временем в подобных поселениях зарождались волнения и мятежи, а Птолемей предпочитал сильную верховную власть, способную ради общего блага диктовать свою волю чиновникам, жрецам, крестьянам и иноземцам, и полагал, что она должна находиться в его руках.

Новый сатрап считал, что Египет должен стать его единоличным владением, но в то же время понимал, что обязан править, не угнетая местное население и не допуская несправедливости. С другой стороны, как ради соблюдения собственных интересов, так и в целях развития страны, Птолемею были необходимы иноземная столица и приток иностранных «мозгов». Первая требовалась для того, чтобы осваивать ресурсы страны, а вторые должны были стать опорой для административного аппарата, который он планировал создать. Птолемей решил, что не вызовет недовольство у местного населения, если позаимствует и столицу, и «мозги» у греков.

К эллинам, приезжавшим в долину Нила в качестве наемников по просьбе фараонов, плативших им, чтобы защититься от вторжения или восстания, и остававшимся там на положении колонистов, в египетской сельской местности уже давно привыкли. Египтяне были гостеприимными, а поселенцы – дружелюбными, и Амасис, весьма дальновидный представитель XXVI династии, стал приглашать в Египет не только греческих наемников, но и торговцев. Для этого он основал Навкратис и даровал его жителям право на самоуправление. За греками последовали и другие переселенцы – ионийцы, критяне и евреи, создававшие собственные политевмы [2] , или поселения с самоуправлением, и женившиеся на египтянках, надеясь таким образом облегчить душевную боль, связанную с жизнью на чужбине. Но их потомки, лишенные необходимого образа мыслей и не имеющие столицы, не подходили Птолемею, и он в поисках нужных ему людей обратил свой взор на Грецию.

Наиболее короткий и прямой наземный маршрут из Вавилона в Александрию пролегал через Мемфис, где Птолемей провел какое-то время, чтобы привыкнуть к египетскому образу жизни. Его прибытие в город совпало со смертью быка Аписа, и Птолемей, с уважением относившийся лишь к немногим антропоморфным богам и не признававший ни одно зооморфное божество, был предельно удивлен, заметив, насколько большой и искренний интерес египтяне проявляют к этому событию. После смерти бык становился Осирисом-Аписом, отождествлялся с Осирисом, повелителем загробного мира и судьей душ умерших. Пока проводилась мумификация, все египтяне оплакивали покойного быка. Затем все жители Мемфиса отправились на похороны последнего Осириса-Аписа, проходившие в подземельях Серапеума. Этот обряд производил сильное впечатление. До края пустыни тело умершего быка сопровождал жрец, изображавший писца священных книг бога Тота, а затем рядом с ним следовал другой священнослужитель, лицо которого скрывалось под маской шакалоголового бога Анубиса. Не лишенный любопытства Птолемей попросил, чтобы ему объяснили, что происходит, и вместо ответа на этот вопрос жрец прочитал вслух надпись, вырезанную по приказу Псамметиха I у входа в Серапеум: «Послание было принесено Его Величеству. Дом отца твоего Осириса не в самом хорошем состоянии. Взгляни на священные тела [Аписов], в каком ужасном состоянии они лежат». Псамметих был тронут и очень переживал из-за этого бедствия, и «сановнику царя было приказано обложить всех податью на восстановление». Псамметих расширил Серапеум, соорудив новую галерею. Вклад Птолемея оказался более скромным – он пожертвовал на похороны быка пятнадцать серебряных талантов и вернул жителям Мемфиса статуи египетских богов, вывезенные им из Вавилона.

Это был очень щедрый подарок, и жители Мемфиса были бы рады, если бы великодушный иноземец остался в городе еще ненадолго. Но Птолемею было некогда – еще Александр хотел перенести столицу страны из Мемфиса в Александрию, и новый сатрап Египта собирался претворить этот план в реальность. В итоге он сел на корабль и отправился вниз по течению Нила, в сторону моря. Увидев, чего удалось достичь на этом поприще, македонянин был приятно удивлен. На полоске земли, отделявшей озеро Мареотис от моря, рос внушительный город. Его окрестности притягивали взор: на севере простиралось небесно-голубое море, а на юге – пустыня цвета шафрана. Планируя новый город, Александр не скупился на материалы и не экономил пространство. Клеомен выделил на строительство Александрии достаточно денег и рабочих рук. Архитектор Дейнократ и его помощник Сострат Книдский сделали все возможное.

Уже заканчивалось сооружение гептастадия, плотины, которая должна была соединить остров Фарос с материком, и даже самые большие грузовые суда теперь могли вставать на якорь по обе стороны от нее. Александрию делили на части две широкие улицы, одна из которых шла с юга на север, а вторая – с востока на запад, причем каждая из них, окаймленная колоннадами, создававшими тень, заканчивалась прекрасными воротами. Эти главные артерии через равные промежутки прорезали обсаженные деревьями аллеи. Александр представлял себе полиэтничный город, населенный македонянами, греками, евреями и египтянами, а Дейнократ выделил представителям двух последних народов отдельные кварталы. Македоняне и греки могли жить там, где захотят, но евреям следовало держаться собственного квартала, располагавшегося в центре города, а египтянам – обитать в своем, находившемся на побережье озера Мареотис.

Царский дворец архитектор собирался возвести на мысе Лохиада. По всему городу были разбросаны участки, на которых планировались постройка ипподрома, амфитеатра и гимнасия, организация акрополя, а на пересечении двух главных городских артерий – Месопедиона, или Канопской дороги, и Аргея – располагалась площадка, предназначенная для строительства Семы – гробницы Александра Великого. Главным достижением Дейнократа, свидетельствующим о его изобретательности и мастерстве, стало сооружение канала, необходимого для снабжения города пригодной для питья водой. Прежде жители египетской деревни Ракотис брали воду из озера Мареотис, на берегу которого она стояла. Но это был не очень надежный источник, так как озеро пополнялось из Нила, уровень воды в котором был непостоянным и зависел (как и в случае с самим Мареотис) от времени года. Кроме того, вкус у этой воды был неприятным, а иногда она оказывалась солоноватой. Размышляя о том, где найти надежный источник с более чистой водой, Дейнократ обратил свой взор на Нил. Величественный канал начинался в районе Шедиа, проходил по южной окраине Александрии (оттуда по сети водопроводов вода из него распространялась по всему городу), а затем вливался в море в районе западной гавани порта Эвност. Он был достаточно глубоким и широким для того, чтобы из Шедиа и обратно по нему могли плавать лодки, а довольно сильное течение позволяло предотвратить застаивание воды.

Однако всего этого было недостаточно выдающемуся архитектору. Он хотел, чтобы жители построенного им города не только занимались делами, но и могли получить удовольствие от жизни. Дейнократ не довольствовался выделением участков под сооружение общественных зданий, ипподромов, гимнасиев, разбивку садов и т. д. Он решил сделать доступными достопримечательности, располагавшиеся за пределами города. Почти в 20 километрах от Александрии, в устье Нила, располагался город Каноп. Египтяне поклонялись там Исиде, а греки связывали его с именем Менелая. Именно там, по мнению эллинов, последний, возвращаясь из Трои, смог восстановиться и отдохнуть, а его кормчий Каноп умер от укуса змеи. Менелай назвал это место в честь покойного товарища, и каждый благочестивый грек, попав в Египет, очень трепетно относился к данной легенде. Прекрасно помнивший о ней Дейнократ продлил свой канал на восток так, чтобы он втекал в море в районе Канопа. Таким образом он почтил память Менелая, царя Лакедемона и супруга Елены.