На это Майя вздохнула. Похоже, для Родьки тоже не стало секретом, кто был отцом Никиты. Проклятое сходство слишком уж бросалось в глаза!

– Не знал до вчерашнего дня, пока кто-то ему не разболтал, – призналась она. – Но это ничего не означает! И я не верю, что у нас завелся общий враг. Родь, это просто-напросто череда трагических случайностей, каждому звену в которой существует собственное объяснение...

– И каково же объяснение тому, что Спасский столько лет не знал о своем сыне? – спросил Родька насмешливо.

Майя промолчала, потому что в их с Артемом случае не было ни злого умысла, ни злого рока. Просто… так сложилось. Она слишком уж в него втрескалась – давно еще, в классе так седьмом или восьмом. Поддалась соблазну, а Артем оказался несвободен.

Да и не была она ему нужна – никогда!

– Кто-то заставляет нас страдать, – продолжал гнуть свою линию Родька. – Выбирает себе жертву за жертвой, после чего их уничтожает. Морально или физически, тут уж как у него получится. Затем наслаждается своим триумфом.

– Наслаждается нашими страданиями? – переспросила Майя. – Родь, ну что ты такое несешь?! Да и зачем кому-то это делать?

– Пока еще не знаю, – признался он, – но очень скоро это выясню. Есть у меня одна теория... И вот еще, Марусь… Я смогу тебя защитить. Тебя и твоего сына. Мне совершенно все равно, от кого ты его родила. Будет моим.

– Родь…

Не договорила – неожиданно он потянулся к ней через узкую барную стойку. Широкая мужская ладонь скользнула к ней на затылок, и его губы накрыли ее. У них был привкус кофе…

А больше ничего Майя не почувствовала, потому что тут же отстранилась.

– Не надо! – покачала головой. – Говорила же, не стоит портить…

– Марусь, а я ведь люблю тебя, – сообщил он ей как ни в чем не бывало. – Давно, еще со школы. Думал, что это пройдет и со временем отпустит. Но как увидел тебя вчера, понял – ничего не прошло и не отпустило. Так что ты тоже об этом подумай… И подумай хорошенько! От Цюриха до Барселоны не так уж и далеко.

Майя открыла было рот, чтобы возразить, но тут раздался возмущенный голос сына:

– Мама! Орелия опять заставляет меня чистить зубы! – после чего он появился на кухне. Оказалось, Никита уже оделся – на нем были голубые шортики, футболка со Спанч Бобом и почему-то разного цвета носки.

Зубы чистить перед едой сын не хотел. У него тоже была своя теория, которую он старательно отстаивал, вбив себе в голову, что чистить их надо после еды, а не перед ней. Ни Майя, ни Орелия не могли его в этом переубедить.

– В общем, ты думай, а я пойду, – усмехнулся Родька. – Позвоню тебе вечером после встречи. Расскажу, чем дело закончилось.

– Погоди, какое дело? С кем ты встречаешься?

На это он лучезарно улыбнулся.

– Будь осторожной, Марусь, и до вечера.

– Ты тоже будь осторожнее, – неуверенно отозвалась Майя, проводив его до прихожей.

Потому что она не знала, как отнестись к Родькиному рассказу. Это тянуло на целый заговор – сложный, многоходовый, с вовлечением нешуточных людских и денежных ресурсов. Но зачем? Кому это нужно? Кто этот неизвестный мститель, решивший извести бывший 11 «А» класс 40-й средней школы Н-ска?

Майя усмехнулась – если только кто-то из учителей, которым они старательно отравляли жизнь в старших классах. Другие мысли в голову не приходили.

Вернее, была еще одна, наиболее разумная – это просто-напросто совпадение. Жуткое, но совпадение.

Наконец, Родька ушел, а Майя, накормив Никитку и Орелию оладьями с земляничным вареньем, стала собираться на встречу с Артемом. Тот еще рано утром прислал сообщение – и почему она не удивилась тому, что у Спасского оказался ее новый номер телефона? – что отвезет их в детский парк развлечений, находящийся в приморском городке в тридцати километрах от Н-ска.

На это Майя ему написала, чтобы не вздумал говорить Никите о том, кто его отец. Столь сногсшибательную новость сыну она собиралась преподнести сама, когда придет нужное время.

Взглянула на себя в зеркале – немного нервную и бледную, – затем решительно достала из шкафа светлую юбку до колен и подобрала к ней тонкую блузку с длинными пышными рукавами. На запястье и возле локтя после вчерашнего остались едва заметные синяки, а Майя не хотела являть миру следы нецивилизованного поведения Спасского.