Шрифт:
— Ты можешь стать одной из нас, — отрывисто, выделяя каждое слово, повторила она. — Стать такой же… какой захочешь…
— Спасибо, — ответила я, стараясь стряхнуть ладонь с шишковатыми пальцами. — С моим лицом не все так плохо. Вернее, очень на это надеюсь.
На ощупь ее кожа походила на чешую дохлой рыбы.
— Нет! — почти беззвучно выкрикнула она.
— Ничего этого нет. Морок. Химера, — скорее для себя, чем для нее, сказала я
И сделала первый шаг. Старуха заскрежетала, словно кто-то провел железкой по выщербленному точильному камню.
— Морок, — повторила я и сделала еще один шаг назад. И еще один. И еще…
Кто-то вдруг обхватил за плечи и дернул в сторону. Мир завертелся, я закричала и поняла, что падаю, не понимая, где земля, а где небо?Упала на сухую траву, больно ударилась плечом и, шумно выдохнув, открыла глаза, больше всего на свете боясь увидеть над собой лицо старухи.
Изо рта вырвалось теплое облачко пара.
Надо мной склонилась размытая тень. Я заморгала и узнала в темном силуэте Риона. Кажется, парень что-то говорил, чужой рот открылся и закрылся. В ушах гудело, не получалось разобрать ни слова. Мага сменил Михей, но потом исчез и он. Появился Вит, несколько мгновений он смотрел, как я пытаюсь отдышаться, а потом стал склоняться… все ближе и ближе. О, Эол! Что ему надо?
Где я была? Что со мной сделали? Почему руки такие тяжелые?
Тело было чужим, но не таким, как после занятий магией, чужак, живший внутри меня, на этот раз не присвоил его себе. Тело просто не слушалось. Я напоминала куклу, что таскала в руках Леська, хвастаясь всем и каждому ее фарфоровым, а не тряпичным, по обыкновению, лицом. Я не могла пошевелиться…
А где-то рядом смеялась старуха. Смеялась и торжествовала:
«Они вытащили твое тело. И только тело! — скрежетала она. — А разумом ты останешься здесь навсегда! Навсегда! Навсег…
— Давай, — прошептал вириец, но я скорее угадала по губам, чем услышала. — Быстрее!
Ему легко что-то требовать, в то время как я не могла даже поднять головы. Чернокнижник склонялся, даже сквозь одежду я почувствовала подрагивающую ладонь у себя на животе. Чужая рука легла чуть выше пупка. Мужская рука, горячая рука. Еще никто и никогда не дотрагивался до меня так. Идущее от его прикосновения тепло разрасталось и разрасталось, почти обжигая, опаляя ткань и кожу.
И я вдруг услышала урчание, отдаленное, едва уловимое, и оно исходило от… меня. От зверя, что жил внутри. Ему нравилась эта ласка, словно его потрепали за ухом, как домашнюю животину.
Вириец продолжал что-то говорить, но я уже не разбирала, что. Я лишь чувствовала, как внутри меня поднимается горячая волна. Как она плещется, словно молоко в крынке —как движется, как готовится, зреет… Тепло переросло в стремительную волну жара, прошедшую по мне от макушки до кончиков пальцев. Что-то выплеснулось из меня, перетекло к Виту, как вода из одной чашки в другую.
И это было хорошо! Даже слишком. Никогда не испытывала ничего подобного. И не знаю, хотела бы повторить.
Голос старухи затих.А потом, меня укрыла тьма, и в этой тьме зверь внутри меня продолжал урчать от удовольствия.
Первое, что я почувствовала после пробуждения — это необъяснимая легкость. Так бывает, когда хорошо выспишься и не ждешь от нового дня никакой пакости. Кажется, мне снилось что-то хорошее, но это совсем не отложилось в памяти.
А на болоте не так уж и плохо. К запаху притерпелись, от насекомых отмахивались. Цель нашего путешествия близка. Что еще нужно?
Я потянулась и села. За спиной еле тлели угли костра, воздух был подернут тонкой молочной дымкой поднявшегося тумана, но она уже исчезала, испуганная первыми тусклыми лучами солнца. Ну, чем не идеальное начало, идеального дня?
Стоп. Что за странная радость? Будто папочку-мага нашла — не больше, не меньше.
Стоило подумать об этом, как щекочущее настроение веселья и легкость стали пропадать. Я огляделась, парни бессовестно дрыхли, даже не выставив часового. Хотя, почему не выставив? Вита нигде не видно. Ушел? Услышал что-то подозрительное и обходит лагерь? В любом случае, так беззаботно дрыхнуть — верный путь на тот свет. Натягивая куртку, я обратила внимание на одежду. Где меня угораздило так вывозиться? Сапоги и штаны прямо пропитаны грязью.
Ключей вокруг лагеря было не счесть, здесь брала начало Лунеча, просто надо очень внимательно смотреть под ноги, чтобы не свалиться в очередной бочаг. Я встала, подхватила куртку, отошла на десяток локтей, присела и стала замывать одежду водой из мелкого ручья.
— Думал, после вчерашнего у тебя хватит ума не бродить в одиночестве, — раздался тихий голос.
Руки дрогнули, куртка упала в воду. Я подняла голову, на меня смотрел вириец. Эол, он ходит, словно охотящийся на мышей кот, мягко и бесшумно.