Была ли Любовь у великого художника? Кто изображен на картине «Сикстинская Мадонна»? Была ли его возлюбленная куртизанкой? Эти и многие другие вопросы личной жизни мастера до сих пор остаются предметом исследований историков и искусствоведов. О личной жизни Рафаэля Санти известно крайне мало. Художник в своих записях не касался личной жизни. И все же, на основе имеющихся сведений мы попытаемся, если и не восстановить истину, то оценить достоверность самых популярных мифов и сплетен о великом человеке и ответить на эти вопросы.
Дрезден. Галерея старых мастеров.
В каком-то очарованном забытьи стоишь ты перед Сикстинской Мадонной. Уже не ориентируешься, сколько времени прошло с того первого взгляда, как ты встретился с ней. Удивительно, но она смотрит только на тебя, случайный странник. Кажется, что всю жизнь ты искал именно ее, и она ждала именно тебя. С первого же взгляда для тебя исчезает весь Мир, и ты вместе с этим Миром. Все обыденное, ежесекундное начинает рассеиваться и превращаться в нечто небесное, возвышенное, бесконечное – в Любовь. Любовью заполняется все. Душа твоя превращаться в Любовь – Любовь, которая «спасет мир» и… тебя вместе с ним.
Сколько же я стою здесь? Помню, что уже выходил покурить и снова очутился перед Мадонной. Я приехал в Дрезден, чтобы увидеть эту картину, я стремился понять, что же поражало моего кумира Достоевского Ф.М. в этой картине, что сделало ее любимой для писателя.
Чтобы переосмыслить виденное и успокоить сердце, бьющееся в каком-то невообразимом ритме, опять выхожу из Галереи на улицу, закуриваю. Напротив женщина играет на скрипке, пытаюсь объяснить, что бы я хотел услышать, и… попадаюсь, как последний невежда: композитор, произведение которого я просил исполнить, для скрипки не сочинял. Женщина, на чистом русском языке, предложила мне на свой выбор, и я, прослушав и поблагодарив, снова пошел к Мадонне.
Останавливаюсь перед картиной и вновь погружаюсь в свои мысли.
Богоматерь несет Миру свое дитя, и в то же время она чиста и непорочна. Мадонна несет маленького Иисуса, а в глазах: «Я дарю вам самое дорогое, что у меня есть, не будьте с ним очень жестоки». В то же время она знает трагическую судьбу малыша – судьбу… спасшую Мир.
Резкий голос вынуждает меня очнуться. Оглядываюсь – служительница музея объясняет группе туристов, что фотографировать запрещено; они извиняются, говорят, что это случайно и больше снимать не будут. Но снимки уже сделаны! Наивные! Они думают, что смогут увезти с собой память о Сикстинской Мадонне! Нет! Много раз видел я фотографии картины и репродукции с нее: на них молодая, растерянная женщина идет навстречу с ребенком, как нищенка, и не знает, куда деть его, где жить, как прокормить. Вид женщины вызывает разве что сочувствие.
Нет и еще раз нет! Увезти память о Мадонне можно только… в памяти!
Отделившись от группы туристов, ко мне подошел молодой человек, подтянутый, спортивного вида, с фотоаппаратом. Ничем примечательным он не выделялся, но я обратил внимание, что лицо его мелькало уже несколько раз среди посетителей музея. Очевидно, он не раз хотел подойти ко мне и не решался.
– Извините, – обратился он ко мне на русском языке.
– Вы из России? – спросил я.
– Можно сказать и так: мой прадед эмигрировал из России. Вот уже с час, как я собирался подойти к вам. Вы стоите все это время у одной картины, а я уже дважды обошел весь музей.
– Я приехал в Дрезден ради этой картины. Достоевский восхищался ею, вот и я наконец-то выбрался в Дрезден, чтобы посмотреть на нее, – ответил я.
– Жан, – представился мой случайный собеседник и протянул мне руку.
Я тоже назвал себя и, в свою очередь, вопросительно посмотрел на него.
– Вот о чем я хотел поинтересоваться у вас. Как ваше мнение: была ли любовь у Рафаэля, была ли Маргарита Лути и Форнарина на самом деле?
– Да, это очень интересная сторона жизни Рафаэля, – произнес я, не удивившись вопросу.
Некоторое время молча вспоминал я все, что мне известно о Рафаэле, Маргарите и Форнарине.
Собравшись с мыслями, я начал:
Конец ознакомительного фрагмента.