В этом Андуин и не сомневался. Конечно, этого было мало, но – уж что есть, то есть.

Вокруг стояло множество вооруженных стражей, однако сам Андуин в день памяти павших доспехов не надел. Одет он был в рубашку белого шелка, перчатки из кожи ягненка, темно-синие брюки и тяжелую королевскую мантию, шитую золотом. Единственным оружием ему служило орудие не только войны, но и мира – булава Страхолом у пояса. Вручая ее юному принцу, бывший король дворфов Магни Бронзобород сказал, что Страхолом – оружие, в одних руках жаждущее крови, в других же останавливающее кровопролитие.

Сегодня Андуину хотелось встретить и поблагодарить как можно больше осиротевших. Хотелось бы ему утешить всех до одного, но суровая правда заключалась в том, что подобное было невозможно. Оставалось утешаться уверенностью, что Свет озаряет их всех… вплоть до усталого юного короля.

Зная, что солнце – там, за тучами, он поднял лицо к небу. Капли дождя потекли по щекам, будто благословение. Такой же дождь шел несколько лет назад, во время такой же церемонии прощания с героями, положившими на алтарь победы в войне с могущественным Королем-личем самое дорогое – жизнь.

Вот и сегодня все было так же, только в тот день рядом стояли два человека, которых Андуин любил всей душой. Первым, конечно же, был отец. Второй – женщина, которую он с любовью называл тетушкой Джайной – леди Джайна Праудмур. В те дни оба – и повелительница Терамора, и штормградский принц – еще были согласны друг с другом в стремлении к миру между Альянсом и Ордой.

В те дни еще существовал Терамор.

Однако город Джайны был уничтожен Ордой самым ужасающим образом, и с тех пор его осиротевшая правительница никак не могла до конца унять боль этой жуткой утраты. Андуин видел: она старалась изо всех сил, но только снова и снова растравляла глубокую рану в сердце. Наконец, не в силах вынести мыслей о единстве с Ордой, пусть даже против такого страшного врага, как демонический Легион, Джайна оставила и Кирин-Тор, который возглавляла, и синего дракона Калесгоса, которого любила, и Андуина, которого вдохновляла всю его жизнь.

– Ты позволишь?

Голос был ласков и мягок, как и его обладательница, обратившаяся в Андуину с вопросом.

Опустив взгляд, Андуин улыбнулся верховной жрице Лорене. Та спрашивала, не желает ли он получить ее благословение. Согласно кивнув, он склонил голову и тут же почувствовал, что тяжесть в груди исчезает, а душа успокаивается. Лорена обратилась к толпе, и Андуин почтительно отступил в сторону в ожидании своей очереди.

Выступить с речью на церемонии прощания с отцом он не смог: слишком сильна, слишком свежа была горечь утраты. Со временем она как-то улеглась в сердце и несколько утратила свежесть (правда, от этого не убавила в силе), и потому сегодня он согласился сказать собравшимся несколько слов.

Шагнув вперед, Андуин встал рядом с гробницей отца. Гробница была пуста: Легион расправился с Варианом так, что отыскать тело оказалось невозможно. Андуин вгляделся в каменный лик на гробнице. Изваяние вышло очень похожим и приятным на вид. Вот только даже самым искусным камнерезам не удалось передать внутреннего огня Вариана – его горячего нрава, его веселого смеха, его порывистых движений… В глубине души Андуин был только рад, что гробница пуста: так он навсегда сохранит отца в сердце живым и полным сил.

Вспомнилось, как он добрался до места гибели отца – туда, где, не чувствуя рук Вариана, дремал подарок леди Джайны, Шаламейн. Дремал в ожидании прикосновения других рук, на которое сможет откликнуться.

Прикосновения сына великого воина.

Подняв его, Андуин словно бы ощутил присутствие Вариана. И в тот самый миг, когда он действительно взял на себя дела королевства, клинок меча вновь ожил, засиял – но не оранжево-красным воинским пламенем, а теплым, золотистым светом жреца. С этого и началось исцеление Андуина.

Генн Седогрив никогда в жизни не мог бы похвастать красноречием, но этих слов старика Андуину не забыть никогда:

– Твой отец совершил настоящий подвиг. Героический подвиг. И этим призвал нас, свой народ, никогда не поддаваться страху… пусть даже у самых врат преисподней.

Генн совершенно справедливо не сказал ни слова о том, что никто не должен испытывать страха. Главное – не позволять страху взять над собой верх.

«Не позволю, отец. И Шаламейн знает это».

С усилием вернувшись к настоящему, Андуин кивнул Лорене и повернулся к толпе. Дождь утихал, но еще не кончился, однако желания уйти не изъявлял никто. Взгляд Андуина скользнул по лицам вдов и вдовцов, потерявших детей родителей, сирот, ветеранов… Юный король гордился солдатами, павшими на поле боя, и всей душой надеялся, что, зная о героизме любимых, их духи будут покоиться с миром: ведь сегодня среди собравшихся перед Покоем Льва не было ни одного, кто поддался бы страху.

Тут он заметил Седогрива, державшегося позади, у фонарного столба. Взгляды их встретились, и старик слегка кивнул, приветствуя короля. Андуин вновь окинул взглядом лица – знакомые и незнакомые. Вот пандаренская девчушка изо всех сил сдерживает слезы… Андуин ободряюще улыбнулся ей. Девочка сглотнула и улыбнулась в ответ дрожащими губами.

– Подобно многим из вас, я знаю боль утраты не понаслышке, – заговорил Андуин. Голос его зазвенел ясно и громко, донесся до самых последних рядов. – Всем вам известно, что мой о… – тут он осекся, откашлялся и продолжал: – …что король Вариан Ринн… пал в первом же крупном сражении на Расколотых островах, когда в Азерот вновь вторгся Легион. Он умер, спасая своих солдат – отважных мужчин и женщин, пошедших на бой с неописуемыми чудовищами, чтоб защитить нас, наши земли, наш мир. Он знал: Альянс важнее жизни любого – пусть даже короля. Вот и каждый из вас потерял на войне своего короля или королеву – отца или мать, брата или сестру, сына или дочь.