Шрифт:
«Вот зачем Машка Данилова крутилась возле меня – это она стащила обувь».
Уже через десять минут от холодных досок сцены ступни замёрзли, по-хорошему надо было бы сообщить о пропаже Илье Константиновичу. Но Алёна не собиралась сдаваться, её подстёгивал вид довольной Платовой и тайное удовлетворение: Леля играл красавчик Саша Арно. Алёна-Снегурочка с большим удовольствием отвергала любовь бедного пастушка. Она лишь жалела, что это происходит только в пьесе. В жизни Арно её терпеть не мог, Алёна тоже не испытывала к нему тёплых чувств и не собиралась прощать одноклассника, наградившего кличкой – Мышинская. Саша играл так хорошо, что она невольно восхитилась его умением изображать к её героине горячие чувства. В глазах Арно светилась нежность и любовь, тёплые пальцы, касаясь руки Алёны, будили в ней непонятное томление и щемящую тоску, заставляя дыхание сбиваться. Голос Саши проникал в самое сердце и оно, растревоженное странными ощущениями, неистово билось в грудной клетке. Алёна, обуреваемая противоречивыми чувствами к партнёру по спектаклю, старательно подыгрывала, доказывая: я тоже умею играть в любовь. Дольше положенного смотрела в самые зрачки Арно, не замечая, как трепещут крылья его носа, как бьются жилки на висках одноклассника, а в глазах появляется растерянность и боль.
– Молодцы! – хвалил их игру Илья Константинович. – Вот так же нужно сыграть и на спектакле. Только не перегорите на репетиции. Что же ты, Арно, замер? Ты пытаешься поцеловать Снегурочку, но она убегает от тебя.
Губы Саши мазнули по щеке Алёны, она ощутила его дыхание. И вопреки рассудку захотелось, чтобы этот вредный мальчишка, давший обидную кличку, поцеловал её по-настоящему. Она бросила взгляд на его лицо и поймала ехидную улыбку Арно. Алёна разозлилась на себя за глупое желание. Как она могла пусть даже на секунду принять актёрскую игру за настоящее чувство! Изобразив отвращение, Алёна гордо задрала подбородок.
К концу спектакля она уже не чувствовала ног и не сразу поняла, что наступила на осколок стекла, ощутив резкую боль в пятке. На искусственном снегу из пенопласта и мелко резаной бумаги появились пятна крови. Закусив губу от боли, Алёна прыгнула через костёр из трепещущих язычков алого шёлка и, стараясь не хромать, скрылась за портьерой. Всё! Теперь можно расслабиться: Снегурочка растаяла. Алёна сняла белый носок, выпачканный кровью, осмотрела порез. Не так и страшно, как показалось. Носовым платком завязала ранку, растёрла пальцы ног, посиневшие от холода.
– И как далеко вы собираетесь зайти, доставая друг друга, – послышался голос за спиной.
Саша Арно смотрел на её ногу странным взглядом. В первую минуту Алёне показалось, он её пожалел, но следующая фраза развеяла сомнения.
– Дуры! Готовы покалечить себя, лишь бы доказать… А что собственно хотите доказать? И кому? И так все давно поняли: вы идиотки.
Алёна сунула озябшие ноги в сапоги.
– А ты умник?
– Во всяком случае, не стал бы полтора часа в одних носках бегать по сцене. Сегодня они тебе стекол насыпали, завтра ещё что-то придумают. Не пора ли остановиться.
В ушах Алёны ещё звучало оскорбление. Арно назвал её идиоткой, остального она не услышала.
– Банда Платовой пожалеет о сегодняшней выходке. Я им такое устрою, такое…
Саша махнул рукой.
– Понятно. С тобой бесполезно говорить, как и с ними, – он показал за спину, туда, где в финальной сцене, изображая селянок, кружились в танце подруги Юли Платовой. – Вы не идиотки, я слабо сказал, вы – кретинки.
– Да пошёл ты, Арно!
– Уже. С больными стараюсь долго не общаться.
На поклон Алёна вышла, не снимая сапог, они выглядывали из-под лёгкого воздушного платья Снегурочки.
– Ой! А что это ты, как деревня, в сапогах. Неужели туфельки потеряла? – ехидно пропела Юля, раскланиваясь рядом с ней.
– Русалочку из меня сделали? По осколкам провели?
– Не понимаю о чём ты. Кто-то стеклянные игрушки нечаянно разбил, а тут ты в носочках. Наверно, больно?
– Теперь, Юлечка, ходи и оглядывайся. И подружки твои тоже. Мало вам не покажется.
– Угрожаешь? Ну и что ты нам сделаешь?
– Посмотришь.
Глава 3
Алёне не удалось быстро отомстить четвёрке Платовой. Через день она слегла с высокой температурой и провалялась в постели не только Рождественские каникулы, но и часть учебного времени. Её ни разу, кроме Диляры, не проведали одноклассники, лишь ежедневно кто-то звонил по телефону и молчал в трубку. Алёна алёкала, потом, слыша дыхание невидимого собеседника, отправляла молчуна туда, где зимуют раки. Впервые у неё оказалось много свободного времени. Она усаживалась на широком подоконнике и смотрела на снег, падающий крупными хлопьями, похожими на куски сахарной ваты. С низкого серо-голубого неба эти куски сыпались уже вторые сутки, устилая толстым ковром землю и крыши домой. Деревья и кусты превратились в пушистые белые шары. Раз в два дня приходила Диляра, приносила задание, рассказывала школьные новости. После её ухода Алёна снова садилась к окну, пытаясь вызвать странное состояние оцепенения и спокойствия, которое появилось лишь трижды за её жизнь, но всякий раз бесцеремонно прерывалось матерью. Она забыла о нём в суматохе дней и лет, и лишь наблюдение за падающим снегом пробудило в ней воспоминание чего-то необыкновенно таинственного. Мать целыми днями находилась на работе и больше не могла мешать. Алёна расслабленно смотрела на танцующие хлопья и не сразу заметила, что они полетели всё быстрее и быстрее, пока не превратились в мельтешащие точки, будто мелкие световые мошки на экране испорченного телевизора. Она оглянулась и не увидела привычной обстановки комнаты, вообще ничего не увидела, словно оказалась внутри гигантского сломанного телевизора. Вокруг в полной пустоте искрились микроскопические огоньки. Машинально она протянула руку, зная, что перед ней должно находиться оконное стекло – рука свободно прошла вперёд. За сплошной стеной из световых мошек совсем не просматривался двор и сад, будто и за окном всё превратилось в один большой экран. Алёна испуганно ощупала себя, руки и ноги точно налитые свинцом едва подчинялись ей. В абсолютной тишине она уловила громкий стук, спустя некоторое время раздался ещё один. Алёна не сразу сообразила: это стучит её сердце. Очень медленно и громко. Она дико испугалась и попыталась закричать. Вместо крика раздался протяжный затухающий стон. Пространство, заполненное светящимися мошками, дрогнуло, раздался хлопок, словно раздавили бумажный пакет. Перед глазами снова возникла комната с окном, за которым медленно падал снег. Алёна легла на кровать, ощущая усталость и панику. Что произошло с ней? Где она оказалась, не выходя из собственной комнаты? А главное, что там дальше, за этими мерцающими огоньками?
– Алёнушка, ты где? – послышался голос матери.
За окном уже стемнело. Она не заметила, как задремала.
– Тебе стало хуже? – заволновалась Марианна Авдеевна, появляясь на пороге комнаты.
– Мам, сколько раз просила не называй меня так, чувствую себя персонажем с картины. Я всего лишь нечаянно уснула.
Марианна включила свет, немного подозрительно оглядела дочь.
– Я привыкла так называть тебя, чудесное же имя. Выглядишь ты неважно, – она села рядом с дочерью, пощупала лоб. – Холодный.