Он ушел, а в лаборатории воцарилась тревожная тишина. Лавников молча обошёл все углы, заглянул в келью – смежную с лабораторией комнатку с письменным столом, двумя стульями и шкафом, оставил там газету (вселился), нашёл прошлогодний отчёт и, сев за свободный стол в лаборатории, стал его лениво листать. Коллеги занимались своими делами, переглядывались, ждали расспросов, но их не было. Фаназоров попытался изучать книгу, но смысла опять не понял; в его душе упущенный шанс превращался в обиду. Зачем зря предлагать и обещать, если не доверяете? Я не навязывался и не горел желанием, но многие, как и я, уже смирились с предстоящим назначением и теперь будут разочарованы во мне – не доверили. Вильнула фортуна хвостом – и поминай как звали…

Лавников опять пошагал по лаборатории, оглядел несколько плат макета, понаблюдал, чем каждый занимается, и всё молчал. Юрий Валентинович Удобный не выдержал:

– Вы, Максим Андреевич, из какой организации к нам перевелись?

– Из секретной.

– А-а.

Тем разговор и кончился. Лавников снова пошевелил страницами отчёта и, глядя в окно, заскучал. Примитивная работа, лишние хлопоты, новые сотрудники, которые, несомненно, поедут на его шее, необходимость скрываться – зачем это? Эка невидаль – работа? Согласился, уважил. Удивительно, чужие дыры собою затыкать. А жизнь так коротка, словно яркая вспышка света. Вот именно, ярко-красного света, как тогда.

И он понял, почему ему неуютно. Сквозь стеклянную стену виднелся торец строения с единственным нестандартным и хорошо знакомым окном. Взяв листок бумаги, Лавников зарисовал это окно, но так, словно сам он находился при этом внутри помещения, а затем красным фломастером изобразил громадную свисающую за окном сосульку. Он долго размышлял над рисунком, добавлял чёрточки, штрихи, чтобы сосулька вышла ярче, снова смотрел на окно, машинально шевелил страницами отчёта, незаметно свернул листок пополам и, опомнившись, набросал на нём расписание своего присутствия.

За пять минут до конца рабочего дня изрек:

– Мне ясна тема, состояние работы и трудности; хотелось бы услышать отчёт каждого исполнителя по своему разделу. Завтра с утра и заслушаем. И ещё. Я здесь на полставки, пока буду приходить по этому расписанию. Прошу старшим среди вас считать Фаназорова. Вопросы есть?

– С повышением оклада?

– Без повышения, Гений Иванович.

– А как же, ведь дополнительная нагрузка?

– Это организация работы внутри коллектива. Считайте, что я приступил к своим обязанностям.

– Ясно, приказ. А почему, интересно, вы выбрали Фаназорова, Селен посоветовал?

– По отчёту.

– Вы к нам на время или навсегда?

– Поживём – увидим, Юрий Валентинович. Но до конца темы придётся меня терпеть.

– Я не так, не то думал…

– Ну и славно. До завтра.

Дверь закрылась, и Скрипач выпалил:

– Вот тебе, Филенька, и Юрьев день. Поздравляю с повышением и званием халифа на час. Разделяй и властвуй.

– Что ты распетушился! Дело говори. Как он?

– Поживём – увидим, тебе уже сказали.

– А по-моему, мужик дельный. Ты, Филя, что молчишь? Расстроился?

– Что ты. Я думаю, как отчитываться будем.

– Думай, думай, командор.

Существенно продвинувшись за целый рабочий день в строительстве светлого будущего своей державы, сотрудники лаборатории покинули храм науки и техники и растворились в толпах унылых озабоченных людей огромного душного города.

Юрий Валентинович Удобный забрал сына из детского садика, ухватил по дороге пару пакетов молока и пришёл домой раньше жены ровно настолько, сколько оказалось достаточным, чтобы были вымыты четыре руки и один нос, а на кухонном столе появилась салатница, полная нарезанных помидоров с зелёным луком и подсолнечным маслом, и тарелка ломтиков черного хлеба.

– Ах вы, мои хорошие, – обрадовалась мама Люся, целуя своих мужчин в порядке старшинства. – А я колбаски купила. Вижу, очередь маленькая, всего на полчаса – я и встала.

– Я люблю колбаску, – на всякий случай напомнил Юрий-младший.

– Для колбаски в тарелке нет места, ещё помидоры не кончились.

– Они скоро кончатся.

– Кушай, кушай – вырастешь большим и умным. Рассказывай, что сегодня в садике делали?

– Гим стоя пели.

– Что такое гим? – не поняла мама.

– Не знаю.

– Может быть, гимн, – подсказал отец и напел мелодию. – Так?

– Так, – согласился сын, и все трое рассмеялись, каждый своему.

Мытье посуды, чтение книжки с картинками, ремонт сандалика, сидение перед телевизором, купание, стирка, глянь – и вечер кончился. Уже лёжа в постели, Юрий Валентинович вспомнил о завтрашнем неприготовленном докладе. «А, ладно, – отмахнулся он, – скажу что-нибудь». И обернулся к уставшей жене:

– Люсь, а у нас новый завлаб.

– Красивый?