Шрифт:
– Хорошо. Давай компромисс. Ты мне рассказываешь про Надежду, и я больше не буду тебя мучить.
– Зачем тебе знать о ней?
– спросил Рогозин. Хороший вопрос.
– Утолить любопытство.
– Я подумала и добавила: - Убедиться, что больше у вас ничего нет. Потому что, знаешь ли, я бы не хотела разбивать пару или что-то в этом роде.
Он напряженно сжал челюсти, но все же сел за стол, где его уже ждала коробка моих любимых конфет.
– Мы с ней не пара, - четко произнес он.
– Дима! Я ее слышала. Может быть, ты так не считаешь, но она точно да.
– Ее проблемы.
– А все же?
Я терпеливо ждала, пока он поглощал конфеты, а когда с ними было покончено, меня ждала шокирующая новость.
– Мы были помолвлены.
Увидев ужас в моих глазах, Дима быстро добавил:
– Давно. Четыре года назад. Она сама разорвала помолвку и отменила свадьбу за две недели до назначенной даты. А потом уехала рабоать заграницу.
Он смотрел на меня так, будто бы эта информация должна была меня успокоить, и теперь я расслаблюсь. Черт возьми!
– Но теперь она вернулась, - пискнула я, чувствуя приближение какой-то необъяснимой паники.
– Она вернулась, да. Мы уладили кое-какие дела и на этом все.
Дима произнес это с долей раздражения, будто на этом собирался закрыть тему. Но это меняло все. Я не могла так просто смотреть на его спокойное выражение лица. Он или ничего не понимал, или делал вид. А может быть, просто надо мной издевался? Тогда это было слишком жестоко. Так и не прикоснувшись к своему чаю, я встала из -за стола.
– Уходи, - решительно произнесла я.
– Не хрена, - в ту же секунду выпалил он, словно заранее знал, что я его прогоню.
Но вопреки сомнениям я решила настоять на своем.
– Это нужно прекратить. Все это. Мы не будем вместе, так зачем тратить друг на друга время? А ты ведь любил эту женщину, раз сделал ей предложение. Возможно, тогда она не была готова, но сейчас все...
Я вздрогнула от жуткого грохота, когда Дима зашвырнул свою пустую чашку в раковину. Она разбилась на осколки, а он заорал:
– Она никогда не была готова. Ни до, ни после. Все, что ее волновало, бабки.
Я молчала, переваривая его реакцию. Он был жутким, устрашающим, я всегда знала. Но не крик меня озадачил, а то, сколько боли было в его глазах. Он даже не смог прикрыть ее своей привычной маской безразличия. Или не пытался. Что я еще поняла. Дима в самом деле очень любил Надежду, а она его подвела. Теперь ему больно, и я разрывалась от противоречивых чувств.
Меня душила глупая, совершенно неуместная ревность к тем светлым чувствам, которые он испытывал к другой. А еще было обидно за него. И страшно. Я слишком быстро и очень сильно привязывалась к нему.
– А теперь она вернулась, - процедил Дима.
– Когда деньги закончились. Продала ресторан и начала наяривать, вроде и не было этих пяти лет. Я похож на идиота?
– снова повысил он голос. А затем все же встал со стула, что тот упал на пол, и добавил:
– Преданность, Юлечка, превыше всего. Если раз просрешь, то больше не вернешь. Запомни.
– Он посмотрел так многозначительно, словно, говорил вовсе не о Наде. А обо мне.
А когда он прошел мимо, я ощутила полнейшее опустошение. Сейчас он уйдет, и мне будет в десятки раз труднее не думать о нем.
– Юль!
– позвал Дима. Его голос звучал из спальни, и я с какой -то глупой надеждой побрела к нему. Он лежал в моей постели в расслабленной позе, со сложенными за головой руками. На белых простынях его кожа казалась еще смуглее, и мне захотелось накрыть его тело своим. Просто прижаться к нему и заснуть рядом. Хотя бы еще одну ночь. А потом я все же должна его отпустить.
– Даже если с Надей покончено, - произнесла я.
– Мы...Ты и я все равно не сможем...
– А кто мне запретит?
– с вызовом спросил он. Я так и чувствовала, будто в воздухе повис немой вопрос - «Твой отец?». Дима, может быть, и не боялся папиной реакции, а мне было страшно. Не за себя, а за его сердце.
Я даже не успела ничего ответить, Рогозин меня опередил.
– Не думай о них, Юль. Думай о себе. Люби себя и балуй. Бери от жизни все, что хочешь.
Окончательно убедившись, что я хочу Рогозина, легла рядом и прижалась к его боку. Он прижал меня к себе плотнее, пока я полностью не расслабилась в идеальных объятиях.
– Если каждый будет любить только себя, то ничего из этого не выйдет, - прошептала я.
– Почему, нет?
– спросил Дима, тем самым выражая несогласие.
– Любить себя просто. Любить другого тяжело. Разве ты этого еще не поняла?