Сюда — это в Алпайн, штат Колорадо, уютный крохотный городок, известный своими нетронутыми лесными тропами, впечатляющими горными склонами, маленькими магазинчиками и… уединенностью. Аспен — это место, куда стекаются богачи, чтобы повыпендриваться перед другими. А в Алпайн люди приезжают, чтобы покататься на лыжах, расслабиться и на время исчезнуть с радаров.

— Погоди… а это идея. — Зак задумчиво теребит металлический шарик пирсинга в своей нижней губе. — Эльфы против Снежных гномов: зимняя битва в Волшебной стране. Дай мне салфетку, я запишу.

Открывается дверь, и в бар врывается вихрь из снежинок — к нам заходит Чарли Баттерс, владелец местной снегоуборочной компании, а за ним по пятам спешит Чарли-младший, его шестилетний сын. Они снимают шапки и взбираются на барные табуреты.

— Ну и погода на улице, — говорит, вздохнув, Чарли-старший. — Словно деньги валятся с неба, но все равно… денек выдался тот еще, черт побери.

Минуту спустя Джейс ставит перед Чарли кофе по-ирландски, его обычный вечерний напиток.

Чарли-младший стаскивает зубами варежки.

— Парень, а ты что сегодня закажешь? — Джейс скрещивает руки, и я любуюсь тем, как бугрятся его мускулы. — Имбирный эль или горячий шоколад?

— Горячий шоколад, Джейс. И лучше двойной. — Чарли-младший — копия своего папы — тоже вздыхает. — Денек выдался тот еще, черт побери.

Горячий шоколад в баре «Черный бриллиант» — это еще одна вещь, которой славится наш городок. Его создал и готовит лично владелец, используя настоящий растопленный шоколад и цельное молоко. Кружка густого, дымящегося блаженства увенчана горкой сливок, сбитых вручную и посыпанных какао-порошком, мятной крошкой и маршмеллоу, и подается с хрустящей вафелькой в шоколаде.

Пить его — словно вкушать рождественское чудо.

Джейс ставит кружку с шоколадным шедевром перед Чарли-младшим, и малыш утыкается в нее носом.

А потом Джейс поднимает лицо. И смотрит через весь бар… на меня. И взгляд его синих глаз пронзает меня, словно сосулька, до самого сердца.

В животе разливается неистовый трепет, и время будто растягивается, музыка тает и весь мир, включая снежинки на улице, замирает.

Потому что на меня смотрит Джейс Уинтерс.

Но тут с кухни доносится звяканье серебряного звонка.

— Заказ готов!

И к тому времени, как я моргаю, его подбородок уже опустился, и он опять протирает барную стойку. Мистер Спокойствие и Невозмутимость.

Я тоже умею казаться невозмутимой.

Но не настолько хорошо, как он. И потому вместо того, чтобы как нормальный человек пойти к кухне, я разворачиваюсь — слишком быстро, не глядя… и врезаюсь прямо в чертову елку.

От моего маневра она начинает заваливаться на бок, но я успеваю схватиться за ствол и дернуть елку обратно — и заодно уколоть веткой глаз.

О господи.

— Черт, — бормочет Джейс.

Зак соскакивает с табурета.

— Иви, ты как?

Они оба идут ко мне, а я одной рукой прикрываю лицо, а вторую вытягиваю, чтобы не подпустить их к себе. Потому что я уже горю от стыда — еще капля позора, и я начну жевать ветку омелы.

— Ничего страшного, все хорошо.

Но Джейс уже передо мной — так близко, что я ощущаю тепло его сильного тела и чистый, свежий запах его рубашки в красную клетку.

— Убери руку, Иви. Дай посмотреть на твой глаз. — Голос у него хриплый и низкий. Это приказ.

И это так горячо.

— Джейс, я же сказала, со мной все нормально.

В его тон просачивается капелька сердитого раздражения.

— Ивс, я не люблю повторять.

Вау, а так еще горячее.

Я опускаю руку и воинственно смотрю на него — и здоровым глазом, и сощуренным пострадавшим. Пока Джейс, стиснув челюсти, строго разглядывает меня, я подаюсь вперед, чтобы впитать исходящую от него мощь. Вблизи его плечи кажутся еще шире, рубашка обтягивает выступающие мускулы рук и груди.

Его большой палец медленно скользит по моей щеке, вытирая слезинку. И ощущение его ласки… о боже… я даже не знаю, как — каким немыслимым чудом — мне удается не застонать.

— Все хорошо, Иви. Глаз, кажется, не пострадал.

Теперь он произносит мое имя тихо. И мягко. Тоном, который я слышу в своих знойных, влажных мечтах.

Но через секунду я отступаю и заставляю себя улыбнуться. Потому что кое-какая гордость у меня все-таки есть.

По крайней мере, мне хочется в это верить.