— На арену, — зловеще блеснул потемневшим взглядом Олаф и ухмыльнулся настолько кровожадно, что у меня зародились нехорошие подозрения. — Там-то уж ты признаешь, что проигрываю я лишь тогда, когда желаю этого сам. И сегодня в мои планы это не входит. Идем!

На арену. Он сказал — идем на арену.

Мы уже шли, а я все не могла поверить в то, что Олаф действительно собрался со мной драться. Уверена, он не раз и даже не два смотрел то ночное видео и наверняка оценил уровень моего мастерства. Я, конечно, не старалась выложиться на все сто, но даже этого хватило бы настоящему профессионалу, чтобы понять, что со мной связываться опасно.

Так кто же он? Профи или безумец?

Интрига росла, мы уже спустились вниз, и Олаф, пройдя мимо распределительного щитка, щелкнул несколько тумблеров, тем самым освещая непосредственно арену. Небрежно отбросил на кресло, стоящее в первом ряду, пиджак, затем так же небрежно снял рубашку, которая повторила судьбу пиджака, а поверх них легли мобильник и ключи. Следом викинг разулся и даже снял носки, чем вызвал мое откровенное недоумение. Я уже ждала, что он начнет снимать и брюки (а вдруг?), но Олаф поймал мой озадаченный взгляд, игриво подмигнул и, оттянув один из канатов вниз, красуясь, запрыгнул на арену.

— Присоединяешься или признаешь техническое поражение? — не скрывая насмешки, поинтересовался Олаф, играя мышцами плеч и разминая шею. — Не бойся, я женщин не бью.

— Тогда как собираешься победить?

— Увидишь, — последовал загадочный ответ, и мне протянули руку, предлагая все-таки присоединиться.

Что ж… Хотя бы найдется официальный повод сломать ему челюсть. Просто так бить как-то уже неловко. Приняв решение найти ответ хотя бы на вопрос об умении викинга постоять за себя в настоящем бою, я тоже выложила мобильник, отстегнула ножны и поднялась на арену по ступенькам. Живот втянуть, грудь вперед, походка от бедра, таинственная улыбка — мне тоже есть чем удивить и отвлечь тебя, хомушка.

Туфли я, кстати, снимать не стала, решив не слишком усердствовать в избиении соперника. Они хоть как-то помогут мне сдерживаться, если я вдруг вновь забудусь и начну бить в полную силу. Что вряд ли, но подстраховаться лишним не будет.

Никогда раньше я не сражалась на арене и поэтому начала с небольшого променада, приноравливаясь к едва уловимо пружинящему настилу и габаритам предстоящего поля боя. Света софитов, подвешенных непосредственно над ареной, хватало, чтобы рассмотреть каждый нюанс, так что я не беспокоилась за итог боя. Разве что о том, какого лекаря потом рекомендовать Олафу. Был у меня номерок одной ведуньи, специализирующейся как раз на переломах… Заодно впервые рассмотрела амулет, висящий у него на шее: им оказался трикселион, заключенный в солнце, — символ абсолютного бытия и знак того, что владелец всегда добивается поставленной цели. Хм…

— Так и будешь прохаживаться? — тем временем насмешливо поинтересовался Олаф, даже не думая нападать первым. — Нет, мне, конечно, приятно, что ты хочешь признать поражение, даже не попробовав…

— Ты слишком хорошо обо мне думаешь, — цыкнула я и сделала пробный выпад, метя Олафу в грудь.

Увернулся. Неплохо.

Следующие минут пять я раз за разом проверяла реакцию Олафа, потихоньку разминаясь и фиксируя скорость его реакции. И она, к моему изумлению, была превосходной.

Вот только и я еще всерьез за него не взялась!

Сам он, кстати, так и не провел ни одной атаки, предпочитая пока лишь ставить блоки и уворачиваться, усмехаясь, когда все мои попытки причинить ему боль не увенчались успехом. Раздражения не было, скорее, росло недоумение, щедро сдобренное азартом и желанием выяснить весь спектр возможностей соперника. Олаф действительно двигался профессионально, ускоряясь следом за мной, и вскоре я била уже в полную силу, не беспокоясь за его жизнь. Некоторые мои удары достигали цели, но едва ли сотая их часть. Раз я проехалась шпилькой по его ребрам, оставляя кровоточащую царапину, а другой — снова шпилькой, но уже по голени. Весьма болезненный удар, кстати, но по лицу Олафа невозможно было понять — почувствовал ли он его вообще.

Он просто странно улыбался и словно специально провоцировал меня действовать жестче и бить уже не на пробу, а всерьез.

Ударила кулаком по ребрам, вкладывая почти всю свою силу и чувствуя, как ломаются кости, но Олаф разве что слегка пошатнулся и насмешливо пророкотал:

— И это все, что ты можешь, кисуля? Да тебя размажут по арене в твой первый же выход. Ну же! Покажи, что умеешь на самом деле!

А вот это уже разозлило. Мало ему сломанного ребра? А оно точно сломано, я слышала!

Ну держись!

— Я же говорила, что они пойдут на арену! — отхлебнув джина, усмехнулась Виктория и подставила ладонь под выигрыш.

Трое мужчин один за другим вложили в девичью руку купюры немалого достоинства, предпочитая при этом действовать как можно тише, и заняли места на самом верху непосредственно у выхода. Спускаться ниже было рискованно по многим причинам, причем на первом месте стояла опасность попасть под тяжелую руку Олафа. Немногие могли похвастать воспоминаниями о тех временах, когда Олаф был таким же, как они, но ни один из них больше не жалел, что те времена прошли.