Шрифт:
Послышался скрип, на стене обозначилась щель, затем другая, и массивный каменный прямоугольник выдвинулся наружу. Как бы ни был Марото впечатлен тайными воротами, еще больше его удивило, что управляла механизмом лишь горстка непорочных. Воинство цепистов рассосалось по ближайшим улицам, с тревогой вглядываясь в обветшалые здания. В тот единственный раз, когда Марото побывал в Отеане, он восхитился такой редкостью, как город без трущоб, но этот непритязательный квартал выглядел даже старше его самого. И это доказывало, что некоторые вещи на всей Звезде одинаковы: в столице непорочных тоже имеются гетто, как и в прочих городах, просто здесь они убраны с глаз долой, зажаты между внешней и внутренней стеной. Дабы не портили оборванцы респектабельный облик города.
Когда последний мокрый цепист прошел через потайные ворота, начальница непорочновского отряда, скривив губы, посмотрела на Марото. Она была совсем молода, но не выглядела девчонкой. Судя по запавшим глазам и щекам, пережить за очень короткий срок ей довелось немало.
— А где остальные? — спросила она на багряноимперском. — Нам велели принять подкрепление, а не жалкое стадо цепистских гусей.
— Фу, как грубо! — ответил Марото, глядя сверху вниз на девушку в шлеме с павлиньими перьями. — Моя стая пусть и невелика, но у нее крепкие когти и храбрые сердца.
— Больше похоже на кучку придурков во главе со старым маразматиком, — проворчала офицер по-непорочновски.
Марото чувствовал, как она оценивает его — то ли по гриму, имитирующему череп, то ли по кобальтового цвета парчовому жилету, сшитому, по словам Люпитеры, из задницы демона-червя. Вполне возможно, что и по тому, и по другому. Он уже хотел отплатить неблагодарной девчонке той же монетой, но, подняв голову, увидел пятно на парапете внешней стены. Оно быстро растворилось за завесой дождя, но Марото успел заметить, как струи воды скатываются по панцирю, такому же черному, как измазанная сажей черепица на крышах домов, и как блестит костяной белизной копье в когтистой лапе.
— Пора уходить, — сказал Марото на непорочновском, чтобы не перепугать своих солдат. — Нас только что засек драный тотанский разведчик.
— Где он?
Офицер непорочных и вся ее команда встревоженно завертели головой.
— Был вон там, на стене, и убежал обратно на север. Как далеко...
Марото не успел спросить о том, как далеко отсюда место, где тотанцы проломили внешнюю стену, и есть ли какой-нибудь барьер, отделяющий поврежденный участок от этого участка, а непорочные уже красноречиво ответили, вскинув на плечи арбалеты и унося задницы в трущобы, поближе к внутренней стене. Как разумный командир, Марото помчался за ними, бросив через плечо на багряноимперском:
— Уходим! Уходим!
Судя по карте, между внешней и внутренней стеной было не больше четверти мили, но там не учитывалось, что в этих драных трущобах не найдешь ни одной прямой улицы. Марото уже надеялся, что и врага это задержит, когда услышал первые крики своего арьергарда. Самая паршивая судьба — напороться на засаду, не добравшись даже...
Он выскочил из последнего переулка, и перед ним возникла внутренняя стена. Отряд непорочных юркнул в безобидную на вид хижину, одну из многих подобных построек, примыкающих к укреплениям высотой в триста футов. Марото метнулся вслед за непорочными и увидел, как дальняя стена хижины отодвинулась, открывая проход в Осенний дворец. Он с тоской посмотрел на залитый светом факелов коридор, представляя себе то место, куда ему впервые в жизни удалось проникнуть, и уже шагнул к двери, но тут сзади, из глубины трущобного лабиринта, долетел крик.
Когда они плыли в шлюпке, один из цепистов так перепугался, что едва не обмочил штаны, и в опрометчивой попытке успокоить парня Марото пообещал сделать все возможное, чтобы вечером увидеть живыми всех, кого повел в бой. Марото и его идиотские клятвы. Когда он только поумнеет?
По крайней мере, он больше не под дурманом. Должно же это хоть немного помочь?
Пробившись сквозь хлынувший в лачугу поток цепистов в черных сутанах, он вышел под дождь. Параллельно внутренней стене тянулась широкая улица, и Марото, решив, что будет только мешать своим людям, если вернется в тесный переулок, повернулся на север и понадежней всадил каблуки в глину. Улица впереди пока пуста, но вскоре только Марото будет стоять между тотанскими монстрами и его новобранцами, что выскакивают из переулка, пересекают дорогу и исчезают в лачуге.
Дождь лил все сильней. Марото взвесил в руке шестопер, который Люпитера помогла ему выбрать в Дарниелле. И задумался о том, что случилось с прежним, выкованным для него Улвером Краллисом целую вечность назад, — единственной памятной вещью, будь она неладна, которую удалось сохранить до битвы у Языка Жаворонка. Впрочем, это уже не имело значения. Стащивший оружие из его палатки вряд ли слышал песню о том, что стоит за этой реликвией, но может придумать свою собственную... И, как бывает со всеми такими песнями, она закончится в месте, похожем на это, а певец будет цепляться за надежду, что особенное оружие выручит его, пока не перестанет вообще на что-либо надеяться.
Точно так же и с монстрами. Дело всегда сводится к монстрам, так ведь? Как может быть иначе, если в глубине души Марото и сам наихудший из...
Пехотинцы в черных панцирях вырвались из переулка на пустую улицу, нарушив его усталые размышления. Но кто сказал, что все монстры должны быть плохими?
Вот сейчас он один против троих, но из множества цепистов, скрывающихся в хижине у него за спиной, кто-нибудь обязательно придет на помощь...
Трое тотанцев двигались слаженно, но медленно. Дождь тоже замедлился, и все вокруг приобрело резкие очертания. Марото даже слышал, как капли стучат по грязной улице. Раньше он считал тотанских солдат бесшумными, но только потому, что они не разговаривали. Сейчас он слышал, как скрежещут трущиеся друг о друга броневые пластины, и к этому добавлялся слабый, похожий на шебуршение мышей под полом, звук. Двое тотанцев сжимали в когтистых перчатках зазубренные костяные копья, третий крутил над головой колючую сеть. Да пошел ты в жопу со своей сетью! Марото рванулся им навстречу.