– Вы не убийца, Кара, – помолчав, сказал он. – Вы – олицетворение возмездия.

Он прижал к моим губам платок, стараясь остановить кровь, выступившую, как я поняла, теперь на уголке губ. Наверное, усталость затуманила мне разум, потому что я перестала себя контролировать.

– Вам самому не страшно от ваших слов? – прямо спросила я.

Рок усмехнулся. В его голубых глазах вспыхнул огонек – отголосок мысли, мне непонятной и недоступной.

– Сложно бояться тому, кто каждый день сталкивается с чужими кошмарами.

Ко мне медленно возвращалась чувствительность. Лопаток коснулся легкий ветерок, сквозящий из открытой на улицу двери, в спину кольнулась разбросанная по полу солома, а заледеневшая кожа под руками Рока вспыхнула. Он одной рукой придерживал меня за поясницу, другой – за шею, и, казалось, от его пальцев идет тепло, волнами расходящееся по телу.

Он смотрел на меня открыто, и от его взгляда, таящего в себе многозначительное обещание, у меня быстро-быстро зашлось сердце – не от страха, от волнения. Я сделала рывок вперед, села, по-прежнему поддерживаемая Роком, и только тогда осознала смысл его слов. У меня сдавило грудную клетку.

– В чем ваш дар, Рок?

– Я думал, вы уже не спросите.

– А я имела право поинтересоваться раньше?

Мое лицо снова оказалось напротив его лица так близко, что я могла рассмотреть каждую черточку на нем. Я услышала его ровное дыхание, а затем оно коснулось моих губ, потому что Рок наклонился ко мне еще ближе.

– Вы на многое имеете право, Кара. Вы даже не представляете степень своей власти над…всеми нами.

Завороженная картиной его тонких губ, произносящих неоднозначный, скорее даже сомнительный, комплимент, почему-то отзывающийся фейерверком противоречивых чувств где-то в районе солнечного сплетения, я молчала.

Эмоции – пугающие, острые, темные – затопили меня, и понадобилось время, чтобы я смогла их подавить.

– Власть… – неосознанно повторила я, а затем, словно кто-то из Богов меня подтолкнул, спросила: – Почему вы хотите стать королем? Из-за нее, из-за власти?

– Боюсь, вас напугает мой ответ. Почему-то наши собственные мысли, озвученные другими людьми, всегда нас пугают.

В горле пересохло. Я сглотнула и молча ждала ответа, по-прежнему не отводя взгляда от губ Рока. Он не делал попыток сблизиться еще сильнее, но и не отходил. Кажется, расстояние (его отсутствие), на котором мы вели разговор, его вполне устраивало.

– Так почему же, Рок?

– Потому что миром не может править Воин. Простите, Кара, но и Свет не справился бы с ролью короля.

Я встрепенулась, ужаленная этими словами.

– Неправда!

– Правда, вы знаете это. Он был слишком мягок и добр, не вышло бы из него хорошего правителя. – Он помолчал, словно ожидая, пока я перестану часто-часто дышать и справлюсь с обидой и желанием спорить. – Воин тоже не принесет ничего хорошего этому миру. Он жесток и прямолинеен. Не видит дальше собственного носа.

– И, по-вашему, – сдерживая неведомо откуда взявшееся ехидство, спросила я, – во главе королевства должны встать мы: Кара и Рок, верно?

Я знала, что он поймет иронию. Символичность наших имен давала мало надежды на счастливое и мирное правление.

– Именно так, Кара. – Рок кивнул. Он выглядел серьезным. – Мы дадим миру то, что он заслужил.

Пальцы Рока больше не согревали – они обжигали, и я наконец отстранилась от него. Не желая продолжать разговор, пугающий меня с каждой минутой все сильнее, я кивнула на приоткрытую дверь.

– Нам пора.

– Конечно, – легко согласился Рок.

Он предложил снова взять меня на руки, но я отказалась – достоинство (то, что от него осталось) требовало, чтобы я хотя бы соблюдала видимость приличия и не злила Рыжего Льва попусту.

Идти было трудно, тело толком не слушалось, поэтому я фактически полностью повисла на Роке, изредка переставляя ноги и тем самым создавая иллюзию, будто иду сама. Наверное, Року проще было бы меня нести, но он больше не предлагал, а я просить не стала. И без того в его глазах выгляжу недостойно слабой.

Свежий ночной воздух остудил голову и позволил рассуждать более трезво. Вслушиваясь в умиротворяющий стрекот сверчков, я почти забыла о смерти, оставленной за порогом свинарника. Все случившееся, включая состоявшийся после разговор, вдруг стало казаться нереальным, словно это происходило не со мной.

Я поняла, что могу сделать вид, будто этого не было вовсе. Видимо, так начинают все преступники – затуманивают свою память.

– Настоящие преступники прокручивают свой проступок в памяти много-много раз, затирают воспоминание до дыр, а затем снова пересекают черту закона, чтобы наполниться темнотой дополна.